Бар "Дырявый башмак"

» Улицы (V круг)

Туман обнял немертвого, скрыл, пытаясь растворить, навсегда увести в бесцельные странствия. Туман верил в собственное бессмертие и бесконечность. Наверное, он тоже мог считаться пленником Лабиринта.
Впрочем, степень личной свободы тумана, ревенанта не волновала. Ведь водяная взвесь не может умереть.
Необходимо было выполнить намеченное. Убить нескольких, чтобы иметь возможность убить многих. Черпать воду все большим ситом.
Гарх уже лишался и жизни, и ее подобия, а потому его вера в то, что когда-то это все же закончиться, твердостью не отличалась. Впрочем, сейчас такие отвлеченные материи, как вера, им просто не воспринимались. Отказ от схватки с женщиной-воином дался ревенанту недешево – сдерживать раздразненный голод стало во много раз труднее. Нельзя сказать, что Марций отупел, но мышление его стало гораздо более ограниченным, конкретным, словно у очень-очень сообразительной хищной рыбы или рептилии.
Он шел.
Бар подмигнул тусклой газовой лампой, улыбнулся рядом острейших гвоздей – чугунный башмачище величиной с лошадиную голову, со смачно полуоторванной подошвой, тяжеловесно, но при этом абсолютно бесшумно покачивался на толстых цепях над входом. Из подворотни глядели – холодно, спокойно, оценивающе. Что-то живое задвигалось в тумане. Неожиданным его появление явно не будет. Марций этого ожидал. Тех, кому он собирался передать привет от Астарта, вообще, похоже, отличала совсем нехарактерная для Хаоса продуманность в действиях.
«Скоро. Уже совсем скоро», - он толкнул дверь, шагнул в тепло, дым и приглушенное переплетение голосов, двинулся вперед, вдоль стойки, лавируя между пьющими.
- А когда его в последний раз видели-то? Или его воинов? На кой лизать сапоги тому, кто даже не..., - немертвый остановился, развернулся на голос.
Кольцо внимания. Молчаливое, прихлебывающее из стаканов, скептически пускающее дым из ноздрей... но не упускающее ни слова. В центре – мужчина. Хорошо поставленный баритон, бледный высокий лоб, один глаз чуть прищурен. Речь течет гладко, доходчиво.
Несколько слушателей молча покивали, словно бы собственным мыслям, кое-кто буркнул что-то одобрительное. Взгляд ревенанта методично обшаривал толпу, выискивая возможных союзников оратора, и просто потенциально опасных существ. Его уже заметили – череда коротких взглядов, кивок кому-то стоящему за спиной Гарха, осторожные движения, руки ненавязчиво ложатся на рукояти...
«Пора»
Кольцо увлекшихся речью высоколобого, непроизвольно раздвинулось под действием ауры немертвого.
- Знаешь, мне нравится ход твоих мыслей, - немертвый сделал паузу, - А вот королю – наверняка нет. Поэтому ты..., - снова обмен взглядами, оратор утвердительно приопустил веки, - умрешь, - едва договорив, Марций резко сместился в сторону, уходя от удара скользнувшего сзади-слева неприметного человека со стилетом, продернул его вперед за бьющую руку и коротким движением сломал шею. Моргнул. Достал меч. Тело упало на пол.
«Начали!»
Высоколобый попятился, кольцо слушателей отхлынуло, обнажив «группу поддержки».
Меч. Меч. Булава. Сабля. Шипастый кистень. Короткий скрип – арбалеты.
Шаг, подшаг, клинок ложится вдоль предплечья, блокирует. Подхваченный на ходу увесистый табурет проломил череп первого мечника, немертвый крутнулся, ловя позицию стрелков и прикрываясь еще дергающимся трупом. Парировал саблю, полоснул по руке, прикончил коротким колющим выпадом в солнечное сплетение. Попятился, уходя от описывающего свистящие круги кистеня. Хлопнули тетивы, в грудь сильно ударило, наконечник болта вышел из спины, боль вспухла пузырем. Второй мечник сунулся было добить и расстался с головой. Цепь кистеня обмоталась вокруг клинка, немертвый рванул, подтягивая, ударил кулаком в висок – насмерть. Отпустил рукоять запутавшегося меча, швырнул труп во второго, так и не решившегося стрелять в круговерть боя арбалетчика, сбил с ног. Рванулся вперед, перехватывая у рукояти тяжко рухнувшую булаву, провел подножку, толкнул на пол. Оратор лихорадочно пробивался к выходу, ревенант бросился следом, расшвыривая столы, людей и нелюдей. Снова хлопки – один болт пришпилил к стойке какого-то неудачливого выпивоху, второй – пробил ревенанту бедро.
Марций сбился с шага, но тут же выправился и в три прыжка настиг удирающего агитатора. Схватил за горло, сжал – слегка. Повернулся. Оба арбалетчика – неестественно костлявые с вывороченными назад коленями и странными выростами на лицах, приближались, вскинув свое оружие. Подходил и обладатель булавы – громадный детина с рваными, вывороченными ноздрями.
- В голову, - сухо каркнул первый арбалетчик. По лишенным белков глазам скользнули полупрозрачные пленочки. Похоже, он обращался к задыхающемуся оратору. Тот сделал запрещающий жест, с натугой прохрипел:
- Мы... мы же можем дог...
- Не можем, - ревенант сжал пальцы, ломая трахею, тут же прыгнул, ногами вперед, проехал пару метров на заднице (стрелы чуть ли не причесали его), а затем захлестнул ногами худые, похожие на птичьи, лапы ближайшего стрелка, покатился, ломая их. Удар основанием ладони в узкую, хрупкую грудную клетку – из рта птичьелапого плеснула кровь. Второй пятился, лихорадочно перезаряжая арбалет, сбоку с ревом кинулся здоровяк с палицей, но в руках немертвого самострел был достаточно скорострельным оружием – кинув на желоб болт из тула убитого стрелка, он вскинул оружие правой рукой, левой, рывком, взвел тетиву, и тут же выстрелил. Последний арбалетчик отлетел к стойке, клекоча и хватаясь за торчащий из груди болт.
Марций развернулся к булавщику. Увернулся от могучего удара сплеча, пнул в колено, подбивая чашечку, попытался взять вооруженную руку на излом. Однако противник с неожиданной силой отшвырнул немертвого, надвинулся, на глазах раздуваясь, все сильнее бугрясь мышцами, обрастая густой бурой шерстью. Пятисантиметровые когти мешали держать булаву, и полумедведь отбросил ее. Рванулся – быстро, слишком быстро, сграбастал в «обьятия», сжал, так, что у Гарха затрещали ребра, потянул к уже трансформировавшейся пасти. Чувствуя, как лопается что-то внутри, ревенант вырвал болт, торчащий из бедра, и с размаху всадил его в глаз оборотню. Налег. Судорога пробежала по телу полумедведя, а затем чудовищная хватка ослабла и он молча повалился навзничь.
Марций слез с трупа. Выпрямился, сплюнул кровью – искореженное нутро горело, но ему было не привыкать. К тому же физическая боль была ничем по сравнению с отпустившей на время жаждой. Ревенант взялся за наконечник, торчащий из спины, вытянул болт, снова харкнул коричнево-красным. Усмехнулся.
«Неплохо... неплохо», - цвета, звуки, запахи – все вновь стало объемным, значимым, мысли потекли свободно. Слегка прихрамывая, Гарх подошел к трупу бойца с кистенем, размотал цепочку, поднял, обтер, и спрятал в ножны свой меч. Огляделся.
За дальними столами, и кое-где за стойкой уже пили, как ни в чем ни бывало, трупы птичьелапых и оборотня куда-то пропали. Марций встретился взглядом с барменом. Тот улыбнулся. Шире, чем может человек.
«Похоже не один я насытился. И в «Башмаке» для меня открылся кредит», - ревенант не ответил на улыбку. И пить не стал.
«Ну, уши на трофеи я у них срезать все равно не собирался... что же до доказательств – те, кому надо, все видели», - Марций зашагал к выходу, прислушиваясь к зуду уже начавшегося заживления.