Лабиринт иллюзий

Объявление

Вниманию игроков и гостей. Регистрация прекращена, форум с 01.01.2011 года официально закрыт.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Лабиринт иллюзий » Круг III: Гордыня » Улицы


Улицы

Сообщений 21 страница 40 из 50

21

Джок мог и не заметить, но услышать уж точно, топот детских башмачков, заливистый смех и даже старинную считалочку, которую могли знать разве что старожилы древнего Лондона. Впрочем, навряд ли кто-то из здешних знал, что такое Лондон. Вскоре из облачка налетевшей пыли показался мальчишка, лет 12. Озорная ухмылка играла на его лице, заставляя веснушки на острых скулах чуть ли не прыгать. Рыжие волосы торчали из под папкиной кепки во все стороны, словно медные пружинки и они как-то по особому дополняли весь образ мальчка. Сквозь рваные штаны проглядывали сбитые в салочках коленки, хотя по хитрому прищуру темно-изумрудных глаз нельзя было сказать, что этот ребетенок играется во что-то подобное.
Деловито сунув руки в карманы, мальчишка подошел к мужчине, с интересом разглядывая игрушки. Каждая по-своему приглянулась ему, так что тот сел прямо как был на землю и начал с ними играть, переставляя с места на место, что-то увлеченно бормоча и улыбаясь все шире и шире, словно бы улыбке не было конца. Вот, лошадка задорно скакнула на землю, дергая за собой повозку, с перепуганной куклой, которая крепко прижимала к себе растерянную собачку. Рыжий почти придумал сюжет, когда его по идее звонкий, но сниженный до интимного шепота, голос раздался чуть ли не над ухом Джока.
- Дяденька, а, дяденька, а дадите мне воон ту свистульку? Ну мне очень надо, правда, - хотя озорному личику парнишки верить было ну ни как нельзя, но голос был до того жалобный, что навряд ли бы какой человек удержался бы, чтобы не дать мальчишке то, чего он так слезливо просит.
- Дяденька, а, дяденька... - мальчишка весь вытянулся, неестественно покрываясь черными полосами и довольно, широко улыбаясь, щелкнул по носу Джока, с интересом смотря на его реакцию. Чеширу этот мужчина сразу приглянулся. Более сумасшедшего и оригинального здесь и нельзя было встретить. Настолько похожего на Шляпника из его "сказки". Кот невольно тепло прищурился, рассматривая лицо Старой Шляпы поближе, чуть ли не нос в нос утыкаясь. Если Чеширу становилось что-то интересно, он просто не мог удержаться от того, чтобы не попробовать на вкус, потрогать, вдохнуть запах. Ему нужно было изучить все, а затем так же легко, как и заинтересовался, бросить объект вожделения.

0

22

Джок не удивился, увидев перед собой мальчишку, будто ждал того. Он улыбнулся; медленно, постепенно проступала улыбка на лице. Джок склонил голову набок, и тень его приняла очертания неведомой птицы:
- Свисту-у-ульку? – прошелестел он. – А почему только её, разве ты не хочешь всё, все игрушки? Бери, - он пододвинул их в сторону мальчика. Кивнул, дополнительно заверяя свои слова, словно печатью.
Печально покачал головой.
- Ты озорник.
- Ты проходимец.
- Ты невинен, как дитя.

Он вновь улыбнулся и посмотрел в глаза ребёнку: - Хочешь? Так берёшь? Мы могли бы вместе поиграть… с ними.
Ты только взгляни, какой тут восход,
- Джок сделал неопределённый жест рукой, так же, как перескочил с одной темы на другую. – Нигде их не было раньше, и там тоже не будет, а ты ведь совсем юн, хотя и стар уже порядочно.
Он скользнул взглядом по разбросанным игрушкам: - Ты мог бы оживить их, эти… поделки. Только зачем?
Джок отвернулся, и теперь мальчишка мог наблюдать его профиль. Так, нос (прямой), жёсткий подбородок с несколькодневной щетиной, пряди волос выбились из-под шляпы и спадают на шею. Профиль пошевелил кончиком носа. Поморгал, как если бы щурился от попавшего в глаза солнца.
Потом мужчина засунул руку в карман и принялся что-то искать там. Затем вынул сжатую в кулак руку и в ней капелькой блеснул браслет. Подробнее разглядеть не удалось, так как Джок в тот же момент принялся надевать его на руку мальчишки. Браслет оказался слишком широким для его худенького запястья.

- Бр-р-р-р! – он энергично помотал головой из стороны в сторону. – Кажется, я повторяюсь. А ты как думаешь, озорник? – подмигнул он своему собеседнику. Джок встал.
- Сейчас, - произнёс он, ни к кому особенно не обращаясь, - лучше всего будет пойти и выпить чаю. Да-да, чаю. – он ненадолго умолк, прислушиваясь к себе, действительно ли чаю и чаю ли.
- Терпкого, чуть обжигающего, горячего чаю с таким чудесным красно-коричневым оттенком, будто… - пауза. – Сладкого и вкусного.

Отредактировано Джок Старая Шляпа (2010-08-05 20:02:57)

+1

23

Чешир заслушивался тихим бредом новоявленного Шляпника, как-то даже послушно подгребая к себе игрушки и поблескивая изумрудными глазами в сгущающихся сумерках. Его новый знакомый видимо был невероятно одинок, хотя уж так прямо про него этого сказать было нельзя, но всё же... Подкинув в ладони свистульку, мальчишка все так же довольно улыбался, внимательно следя за Джоком, поднимаясь и вскоре уже совсем теряя интерес к игрушкам. Разве что вот свисток из рук Чешир так и не выпустил.
- Алый как кровь. Знаешь, кстати, звук крови? Мне бы все таки хотелось чаю, - задумчиво пробормотал мальчишка, медленно сжав губами кончик понравившейся игрушки и резко, звонко засвистев ею. Звук получился пронзительным и даже слишком громким. Наверное он перебудил нескольких пауков, которые судорожно начали цепляться цепкими лапками за свой родной "гамак". Довольно хмыкнув, будто действительно озорной мальчишка, своей проделке, Кот убрал свисток поглубже в заплатанный карман. Полосатый, пушистый хвост легко махнул из стороны в сторону и мальчишка поправил на макушке потасканную кепку.
- Какую чашку вы предпочитаете в данное время суууток? - прямо над ухом задумавшегося Джока пропел мурлыкающий голос Чешира, хотя самого Кота уже и след простыл. Правда вот из ниоткуда показалась ленивая, клыкастая улыбка, а следом и алые глаза, с интересом разглядывающие поношенную шляпу Джока.
- Может с лебедями? Впрочем есть вкуснейшая, с сердцами. Ах, были бы они настоящими, возможно и чай бы получился насыщеннее.. Видимо придется заваривать чай с бегемотом... Или с бармаглотом... А впрочем, многие называют его бергамот, хотя я совершенно иного мнения о чаях, - с видом знатока мурлыкал Чешир, поудобнее устраивая в воздухе свою наконец полностью проявившуюся полосатую тушку. В пушистой лапке вдруг появился маленький чайничек, по закопченным бокам которого было видно, что хозяин сервиза частенько чаевничает.
- А что это у вас за шляпа? - вдруг заинтересованно промурлыкал Кот, невольно наклоняя чайничек из носика которого тут же полилась светлозеленая струйка чая. Чешир, спохватившись, обнял задними лапками чайник, запихивая передними лапами струйку обратно, словно бы та была змеей какой.
- Нет, ну вы только подумайте. Простите за его поведение, он всегда такой нетерпеливый, - Кот удрученно мурчал, затыкая носик заварника пробкой от вина.

0

24

» Дом доктора Стенли

Доктор вышел из дома и осмотрел улицу. Его следующий пациент был через несколько кварталов отсюда и  спешить, в принципе, было некуда. Гипертоник, причем довольно стабильный. Вызывал доктора Стенли пару раз в неделю, чтобы привести давление к норме. С болями за грудиной и периодически возникающей острой одышкой.
"Похоже, сердечная астма. Надо его будет на днях обследовать повнимательней да получше. Вдруг надо делать более уверенные шаги в терапии?"
Он спокойно шел посередине улицы. Врач мог бы взять карету, но не захотел. Он любил темное время суток и предпочитал передвигаться пешком. Зачастую его ходьба в этом мире была куда более эффективной, чем кони. Доктор даже этому не удивлялся. Дорогу перебежала черная кошка.
"О! К счастью?"
Когда дорогу аристократичному англичанину перебегает черная кошка - это к удаче. Только какой удаче? В лабиринте все относительно...
Дойдя до дома пациента, врач выдохнул. Мистер Роббинсон стоял на пороге, в сопровождении своего дворецкого и телохранителя и выглядел немного смущенным.
- Извините, доктор Стенли... Мне стало лучше, и я хотел послать Бобби за лекарствами, чтобы не заставлять Вас...
- Все нормально, господин Роббинсон.

Доктор вынул из саквояжа небольшой конверт.
- Две таблетки два раза в сутки - днем и вечером. Вы поняли?
- Да, доктор! Спасибо!

Гулко звякнули монеты, пересыпаемые в ладонь доктора.
- Всего доброго.
Док поправил цилиндр. Сняв палец с полей, он заметил белую нить на своей перчатке. На нити висел маленький паучок. Медик улыбнулся паучку, сдул его с пальца и спрятал деньги в карман.
В этом районе доктора знали. И не трогали. Тени угрожающе скользили по стенам, но не достигая Стенли, пропадали в подворотнях. Оул усмехнулся своим мыслям.
"Я знаю, как скоротать вечер."
Шаги доктора Стенли направились к границами Круга...

  » Паучий дом

0

25

...Проснувшись, Клэр первым делом порхнула к окну, откинув одеяло.. Так и есть, предвкушение чего-то светлого, прекрасного и радостного не обмануло ее: промозглую, дождливую и мрачную ночь сменило потрясающее своим жизнерадостным великолепием утро. Щебет птиц, шепот ласкаемых легким ветерком листьев, веселые голоса людей и тепло солнца привели девушку в восторг. Клэр закружилась по комнате, накидывая легкий халатик на ночную рубашку, не терпелось выбежать на улицу и обнять целый мир.
-Кэтти, Кэтти! -  прозвучал ее звонкий голос. Горничная (она же экономка), женщина лет тридцати пяти, опрятная и до неприличия напоминающая заботливую наседку, не замедлила явиться, принеся девушке поднос с горячим какао и свежими булочками.
- Проснулась, голубка? - ласково улыбнулась она, ставя поднос на прикроватный столик, - Поди прогуляться не терпится, вон как сияешь..
В ответ Клэр лишь рассмеялась и обняла женщину.
Спустя полчаса девушка шла по улице, наслаждаясь звуками просыпающегося города, запахами свежеиспеченного хлеба, смехом и даже толчеей.
Бежевое платье простого кроя и силуэта, без привычной здесь экстравагантности и роскоши, накинутая сверху шаль, изящная легкая тросточка, сжатая маленькой ручкой, облаченной в белую перчатку, да шляпка с плотной вуалью, тщательно скрывающей верхнюю половину лица. Кларисса шла, улыбаясь миру и себе. Каждый нюанс, каждая черта, каждый шорох этого солнечного утра казался ей невообразимо прекрасным.

0

26

Развлекательный центр "Кино, вино и домино"

Лисс выбрал местечко, где оканчивалась улица, а за ней начинался непроходимый лес и где-то там, как он помнил, обитал и Василий. Надеюсь, Алекс перенесет необычную транспортировку спокойней, чем я в первый раз. Мысленно улыбнувшись, элементаль оглянулся на кицунэ.
- Ну вот. Я думаю, нам здесь никто не помешает. Я вот только думаю. Тебе нужно переодеваться или раздеваться, прежде чем изменяться? Не то, чтобы я опасался ранних прохожих, но кто знает, кто нас здесь может заметить?
Огляделся еще раз и только тогда, вроде как немного успокоился.
- Ты хочешь так много времени провести вне стен заведения? Не боишься что без тебя Кино, Вино и Домино растащат по кирпичику, и построят себе дома? Я бы опасался. Ты же сам знаешь, что за нелюди у нас там работают.
Тихий смешок повис в воздухе. Поставив на землю свою сумку, элементаль сосредоточился, и принялся сбрасывать человеческую оболочку. Он сможет нести сумку, и в своей истинной форме. А кицунэ будет чувствовать вес только сумки. Да, как в том анекдоте. Я понесу сумку, а ты понесешь меня. Еще один смешок, на этот раз уже из светящегося облачка, что сейчас представляло собой тело Лисса. Элементаль уже начал подозревать, не нервное ли это? Однако, оставив выяснение всех проблем, как и всегда, на потом постарался поскорей принять более-менее плотную свою форму. Когда с этим было закончено, юноша повернулся к лису, поднимая с земли все богатство, что успел прихватить в заведении.
- Ну, я готов.

Отредактировано Лиссандро (2010-09-01 15:16:58)

0

27

Сквозь запах свежеиспеченного хлеба, шоколада, почему-то мускуса и свежей рыбы промелькнуло что-то до боли знакомое, родное. Клэр улыбнулась дорогому воспоминанию, яркому, словно это было вчера...
- Цвет? - мама улыбнулась чуть растерянной, мягкой улыбкой. Как объяснить слепой четырехлетней девочке, сидящей у нее на коленях, что такое цвет? Немного подумав, она протянула Клариссе веточку мимозы, что рассеянно теребила в руках.
- Держи. Прислушайся, что ты чувствуешь?
Девочка пробежала по ней чуткими пальчиками, вдохнула запах.
- Весна и солнце, - последовал тихий ответ.
- Это мимоза, - произнесла мама, - Желтая.
- Как лимон? - удивилась Кларисса.
- Как одуванчики, как цыпленок, как мед, как твое платье, - снова улыбнулась мама.
Ребенок задумался. Ей было непонятно, как могут быть такие разные предметы одинакового цвета? Ведь они совсем разные на ощупь, пахнут совсем по-разному.. Почему розы бывают и красные, и белые, и желтые, а мимоза только желтая? почему мед, такой сладкий, приторный - желтый, так же как и кислый лимон? Почему цыпленок, живое существо обладает тем же качеством, что и цветок, или фрукт?
- Мир таков, мой королек, - сказала мама, видя растерянность девочки,  - принимай его таким.. Сколько же тебе еще предстоит познать... Рассмеявшись, она закружила девочку и поставила на траву...

Вот и теперь, почувствовав тонкую нить запаха, Клэр не могла пройти мимо. Толкнув дверь цветочной лавки, она оказалась в небольшом уютном помещении, заставленным вазами с тюльпанами, хризантемами, лилиями, ромашками, подсолнухами, герберами, орхидеями, ирисами, фрезиями.. Девушка, ровесница Клариссы, подняла голову, оторвавшись от оформления роскошного букета из алых роз, услышав приветственный перезвон колокольчика.
- Чем могу помочь? - чуть холодные интонации выдавали мнения о платежеспособности посетительницы, перед которой не стоило особо суетиться.
- Букетик мимозы, пожалуйста.
Предположения цветочницы были верными. С неохотой оторвавшись от своего занятия, она собрала несколько веточек, завернула их в неброскую оберточную бумагу и положила на прилавок. Расплатившись, Клэр поспешила поднести букетик к лицу.
- Спасибо, - улыбнулась она. Улыбка вышла такой искренней и светлой, что продавщица и не заметила, как улыбнулась в ответ.
- Не за что, - ответила она. Солнце перестало раздражать ее, и  жизнь показалась чуточку лучше. Быть может, ее жених больше не станет пить, хотя бы сегодня, и кто знает? даже сводит ее в недорогое кафе?...окунувшись в мечты, она вернулась к составлению букета..
Клэр же, выйдя на улицу, задумчиво пошла в сторону небольшого скверика. В такой ранний час ( знать ведь не имеет привычки просыпаться так рано - в большинстве своем) он пустовал. Присев на одну из скамеек на солнышке, Клэр некоторое время прислушивалась. Убедившись, что поблизости никого нет, она сняла шляпку и прикрыв глаза, подставила ласковым лучам истосковавшееся по теплу лицо.

Отредактировано Кларисса (2010-08-30 18:34:51)

0

28

Развлекательный центр "Кино, вино и домино"
Лис внимательно осмотрелся, и остался вполне, доволен. В Лабиринте его истинная форма ни для кого не была большим секретом. Хотя не многие могли похвастаться тем, что видели живого кицунэ во всей его красе, но всегда была пара тройка людей, которые по вечерам рассказывали своим внукам об огромном лисе, с золотистой шерстью и развевающимися хвостами девяти штук.
- Нет, мне не нужно раздеваться. Это несколько иное, так что обернуться я могу когда угодно и в чем угодно. Я за себя не опасаюсь, я слишком долго тут живу, и меня в облике лиса уже видели неоднократно. Главное, чтобы тебя никто не увидел, а то элементали в наших краях большая редкость и мне бы не хотелось отбивать тебя у толпы, фанатично настроенных граждан.
Йоши лишь снисходительно фыркнул в ответ на заявление Лиссандро о воровстве в его заведении. Признавать это было конечно не приятно, но от правды все равно не убежишь, как бы этого не хотелось. Машинально облизнуться, наблюдая за перевоплощением элементаля, такое зрелище не часто увидишь, но, по мнению кицунэ это было непередаваемо прекрасно.
- Некие опасения у меня, конечно, присутствуют, но так как там за главного остался Маркус, а он не позволит никому и ничего стащить. Так что за «Кино, вино и домино», я абсолютно спокоен.
Кицунэ на мгновение отрешился от реальной жизни, сосредотачиваясь на внутренней энергетике, начиная преобразование собственного тела. И перед Лиссом, вскоре предстал лис во всей своей красе.
- Я тоже вполне готов.

0

29

Элементаль с неподдельным интересом следил за тем, как изменилось тело кицунэ, как оно вытягивалось, и меняло форму. Когда преобразование было закончено, Лисс только улыбнулся, и, подойдя, пробежался призрачной ладонью от самого носа, и жестких усов лиса, до кончика одного из хвостов. Пальцы зарывались в золотистый мех, и он даже в этой форме был теплым на ощупь. Юноша поудобней повесил на плече свою сумку, и замер, склонив голову, и наблюдая за реакцией Йоши.
- Ты прекрасен. А сейчас... сейчас я покажу тебе, что я имею в виду под моим способом транспортировки.
Элементаль приложил некоторые усилия, но сумел вскарабкаться на спину Йоши, и вцепился пальцами в шерсть на холке своего верхового животного.
- Это должно быть не так больно, как если бы я оставался в своей человеческой форме. И не так тяжело. Все же в этой своей форме я не так уж и много вешу. А еще меня сложней сбросить или потерять когда я сам по себе. Так что... если ты хочешь, то я могу тебе говорить, куда и как поворачивать. Если же нет... то ты можешь предложить какой-то свой вариант. А пока что... давай попробуем так проехать по лесу.
Элементаль на всякий случай еще крепче вцепился в шерсть пальцами, а ногами сжал бока кицунэ. Тот врятли чувствовал что-то болезненное, если вообще чувствовал. А элементалю это давало возможность не сверзиться со своего "скакуна". Ну, при желании можно привыкнуть и к такому способу передвижения.

Дрейфующий мост

0

30

Мир грез.. Такой близкий, искрящийся и захватывающий. Насколько чудесно жить в мире иллюзий тому,  кто никогда не сталкивался с уродством реальности? Никогда не видевший солнечного света настолько же несчастен, насколько может быть счастлив тот, кто никогда не видел язв на теле нищего. Тот,  кто живет в мире запахов,  звуков, воспоминаний, легко способен представить себе прекрасное. Кларисса слышала мелодию, в которой был еще согретый теплыми лучами луг,  сквозь яркий аромат свежескошенной травы просвечивался едва заметный - предстоящего дождя, и темные облака на горизонте, еще не дождевые, но скоро принесут первые капельки, что быстро перерастут в грозу.. А пока полевые васильки беспокоил лишь легкий ветер. . Мелодия еще не совсем родилась, девушке не терпелось дослушать ее и поскорее вернуться домой, открыть фортепиано, и, нежно пробежавшись пальчиками по клавишам, играть, играть.. Это прекрасный дуэт - слушать льющееся внутри тебя Впечатление и лишь мгновением позже - слышать его же, обрекшего окончательную форму.
- Купи, говорят тебе, медальон, красавица, - Клариссу выдернул в реальный мир хриплый, прокуренный голос, который мог бы принадлежать в равной степени и мужчине и женщине. Кто-то бесцеремонно схватил ее за руку, вложив в другую какой-то предмет. Это действительно был медальон.
- Мне это не нужно, - спокойно ответила Клэр, возвращая предмет.
- Тогда браслет! - не унимался продавец.  Два тонких полукружия, мелодично звякнув, оказались в руке девушки. Сквозь перчатку она прекрасно ощутила легкость украшения.  Осторожно ощупав его, девушка приятно удивилась изящности его форм.
- Всего три монеты, - Елейным голосом, если конечно можно назвать хриплый тенор елейным, поспешил сообщить продавец. Если бы девушка знала, что браслет снят с мертвой официантки, и его подарил не лишенный вкуса аристократ за ночь, в течении которой он вытворял с погибшей все, что взбредало в его голову... Кларисса бы ужаснулась. Но она и не представляла, что в мире могут происходить такие вещи. Поэтому, расплатившись, она надела на хрупкое запястье поверх перчатки слегка великоватый браслет,  подняла упавший букетик с грязной мостовой,  повернулась , чтобы пойти дальше и не почувствовала, как продавец оскалился в довольной, очень широкой ухмылке, обнажив два  ряда острых зубов.  Бросив деньги в шляпу сидящего у стены нищего, он пошел по улице в противоположную сторону, сунув руки в карманы выцветшой куртки.
Когда Кларисса мечтала, она настолько переносилась в воображаемый яркий мир, что абсолютно не замечала, что происходит в мире реальном. Улочки стали Уже и извилистей, на них вместо молочников, почтальонов, подмастерьев, прачек  появились попрошайки, запоздалые негодяи и проститутки всех мастей и расцветок, спешащие по своим пристанищам - до новой ночи. Запахи выпечки, кофе, всевозможнейших духов и благовоний сменились зловонием нечистот и всяческих отбросов.
Глухие и тихие окраины

0

31

Лис довольно пофыркал, ощущая, как его поглаживают, и совершенно искренне балдея от подобных прикосновений. Йоши крайне редко показывался другим существам в своей истинной форме и теперь был совершенно, до неприличия счастлив, что его не испугались и даже по-своему оценили, любовно расчесанную шелковую шерстку, которая иногда доставляла множество хлопот.
- Ну, я, конечно, подозревал, что мой облик несколько отличается от обычных жителей Лабиринта, но чтобы прекрасен. Захвалишь ты меня, я привыкну, и буду постоянно требовать различных комплиментов. Через пару столетий тебе это окончательно надоест, и ты от меня сбежишь, прихватив Александра и его деток, которые рано или поздно появятся и завладеют моим заведением.
Кицунэ даже не успел, чуть наклонится, дабы Лиссу было удобнее, как элементаль уже весьма проворно вскарабкался на него и даже вцепился пальцами в шерсть. Впрочем, больно действительно не было и, обернувшись лис, лишь понюхал воздух, прикасаясь к любовнику мокрым носом. Чуть сморщился и, отвернувшись, чихнул, ощущая запахи улиц и ходящих поблизости существ. Привыкнув к своему пассажиру, сделал несколько шагов, прежде чем перейти на бодрую трусцу.
- Ты знаешь, вот мне в этой форме, абсолютно все равно, сколько ты весишь. Впрочем, ты в человеческой то форме легкий как пушинка, а сейчас даже говорить нечего. Такое ощущение, что любой комар весит больше, чем ты. Меня вполне устраивает, если ты будешь мне говорить, куда и где поворачивать, главное не свались, а то мне потом бегать, искать тебя.

Дрейфующий мост

0

32

Глухие и тихие окраины
Тонкие пальчики порхали по  клавишам. Инструмент долго молчал, покрываясь пылью  и теперь его душа пела в унисон с душой играющей девушки, сплетаясь в известную мелодию.  Ноктюрн. Смех веселившихся в гостиной людей,  звон бокалов, сальные шуточки и псевдофилософские разговоры, тугой и тягучий дым сигарет и сигар Клариссе очень быстро надоели.  Она жалела, что приняла приглашение этой странной особы, пока не нашла фортепиано – совершенно случайно.
Натура той, что называли Мими, была подобна никогда не останавливающейся заведенной и забытой кукле. Ветреность, легкомыслие, беззаботность обрели в ней гротескные грани, обернувшись в глупость и суетливость, бессмысленные метания и трескотня.  Пронзительный смех ее сменялся слезливым  хлопаньем наклеенных и густо  накрашенных ресниц  по сотни раз за день. Только вот переживаний и эмоций за слезами было не больше  в заводной кукле, на которую она была так похожа.  Просто пустой фарфор.  Девочка, встреченная Мими случайно, показалась ей забавной, необычной. Этакой замечательной игрушкой, которую можно было предложить гостям вместо поднадоевшего старого мима, вечно изображавшего всяческие фривольные и не очень сценки  и напивавшегося после этого до непотребства, или набивших оскомину приятных юношей и девушек,  одетых музами, или гейшами, или купидонами, которых гости в избытке могли добыть и во втором круге, не прилагая для этого ни малейших усилий. Однако  почему то юмора не оценили и слепая печальная девочка осталась замеченной только одним гостем, случайно поднявшимся наверх и привлеченным звуками фортепиано. Увечье  показалось притягательным. Необычно. И эта беззащитность... Потягивая белый вермут, непременный атрибут подобных сборищ, он наблюдал за хрупкими пальчиками, мысленно раздевая девочку. Слепая послушная сучка, в шипастом ошейнике и с клеймом на заднице, пожалуй, это было бы весьма забавным..
Полностью увлекшаяся игрой Кларисса  чуть не подпрыгнула от удивления и неожиданности, когда услышала над ухом шепот склонившегося над ней. Озвученное предложение показалось невероятным. И оскорбительным. Как и той, что внутри. Поднявшись слитным движением, девушка страстно поцеловала приятно удивленного молодого человека. Приятное удивление, впрочем, продлилось недолго: ровно до тех пор, пока язык юноши находился на его месте. Затем к ужасу и негодованию гостя, девушка выплюнула более ненужный кусочек плоти и, вложив в его сжавшуюся ладонь парня, что-то  шепнула ему на ухо, прямо промурлыкала. В полумраке комнаты можно было бы рассмотреть как побледнел мужчина. Он замер, окунувшись  в состояние шока и глядя, как Она опустошила его бокал, воспользовалась его носовым платком, отирая кровь, вся сжалась, совсем невнятно что-то пролепетала и выскочила из комнаты.
Ее поспешного ухода (бегства)  не заметили. Мими была слишком занята: формы, которые принимал воск, капающий на обнаженный живот  одного из гостей, казались ей занятными.
Прохлада улицы, ветреное дыхание города, слегка успокоило пылающие негодованием щеки.  Мотылек похоже, снова залетел не туда. Совершенно странным и неуместным ей показался вкус спиртного на губах.  Торопливо шагая по мостовой и слыша эхом отдающийся цокот каблучков, девушка вдруг вспомнила о совпадениях.
В любом случае, я скажу тебе, что многие случайности не случайны.
Прошло довольно много времени и молодость с легкомыслием не брали свое: слова упорно не забывались. Эхом в растревоженном сознании они который день звучали на разные лады:
которую из своих душ ты бы отдала за прозрение?

Отредактировано Кларисса (2010-09-27 14:53:01)

0

33

Череда дней кажется бесконечной в пустоте, не ведающей заката и рассвета. Некому было выставить вехи на этом долгом и бессмысленном пути, и только цикл, порождаемый голодом и, как следствие его, неизбежными охотами, служил ориентиром в этом штиле. Отчаяние бессмертной твари – кто познал эту горечь? Кто променял бы ее на любую, пусть самую позорную смерть? Тот, кто надеется, ибо надежда есть всегда, и этот свет виден даже слепым.
...Наверное, это было долго, но тварям вроде него совершенно не нужна была ни обычная еда, ни сон; то есть, наверное, отставной шут и не отказался бы ни от ужина, ни от доброй чаши старого вина, но в отсутствие всего этого Итре не то чтобы очень уж страдал. Сколько-то дней прошло, сколько-то времени он бесцельно бродил по улицам, будто пытаясь отыскать что-то, не различая мира за плотной мутной пленкой апатии и ожидания. Потом пришел голод и ловец душ из безобидного слепца, безразличного ко всему, стал опасным зверем, раскидывающим для охоты изысканнейшие сети. Это вспышка, которая была обречена на угасание, на забвение в океанах пепла, но это уже было хоть что-то, хоть одна скупая капля с безбрежного неба. Наверное, был и какой-то другой Итре, совсем чужой, живой в отличие от своей бледной тени. Наверное, почти похоже на ту, вторую в обличье невинной девицы, не подозревающей, почему вокруг льется столько крови, не понимающей, что есть люди и звери, которые играют по другим правилам, и их мир, обиталище жадных пауков в паутине темных улиц порой оказывается более настоящим. Ближе к истине, ближе к той реальности, на которую всякий смотрит сквозь узкую щель приоткрытой двери и никогда не увидит целиком. Предельно просто и предельно жестоко, беспощадная рациональность, обрекающая одного быть жертвой и другого быть охотником, а третьего обрекая лихорадочно искать теплую падаль в темных переулках с тем, чтобы присвоить ускользающую, белую и радужную беспечную душу.
Унизительно. Мерзко.
Но от себя, как известно, не убежать, да и он не знал стыда.

Есть ощущения, но нет эмоций. Есть мучительно-блаженная дрожь вдоль позвонков, но он совершенно не отдает себе отчета в том, что делает. Он знает, зачем. Большее... большее было несколько минут назад, когда охота еще не закончилась, когда гибкое горячее тело еще содрогалось в объятьях насильника. Другой двуногий хищник, более смелый, более решительный, упивался агонией, кромсал ножом женщину пусть уже и немолодую, но еще не уставшую жить. Странно было наблюдать или пытаться со-чувствовать, много раз испробовано, но по-прежнему необычно. Болезненный интерес пополам с голодом – позвав ее к себе, Итре утолил и то, и другое, а залитый кровью, но по-своему счастливый человек обернулся к нему, к незрячему бродяге, прислонившемуся к стене всего в десятке шагов. Боялся возмездия? Боялся наказания? О нет, только хотел повторить свое пиршество, но в этом они были едины с ловцом душ. Единожды начав, не остановиться; демоны соблазнов уже метят перегрызть глотку своими белоснежными сахарными клыками, и оба в одинаковой жажде кидаются друг на друга.
Когда на морду голой псины брызнула кровь, она даже не пошевелилась, все смотрела широко раскрытыми желтыми глазами на то, как удары на звук дыхания, на надсадный свист, настигают цель, как подбитый железом конец посоха тупо вдавливается в трепещущее горло и темная кровь заливает канавки между булыжниками. Итре не любил убивать сам, но и не любил оказываться в незавидных ролях вроде той, что досталась зарезанной шлюхе. Постояв недолго над затихшим телом,  он медленно слизнул собственную кровь с рассеченной ладони и двинулся вслед за зверем-поводырем. Странно – ему казалось, что кто-то идет вслед, и едва ли это были призраки убитых, но сколько не оборачивалась назад чуткая собака, она не замечала решительно ничего подозрительного... вот только хозяин ее, он уже сожрал двоих и не хотел останавливаться. Предела нет – как соблазнительно шептали какие-то из далеких, подернутых дымкой воспоминаний. Этот голод не утолить никогда, и он остановился, ожидая преследователя.

+1

34

Кровь. Багровая. Пьянящая. Квинтэссенция отравленного пороками и страстями существования. Жалкого. Хищного. Насыщенного единственным смыслом -  удовлетворения страстей. Похоть, боль, голод и наслаждение. Смешалось, политое тонкой ноткой опия, чтобы растечься по грязной мостовой. Замедлившая шаг Кларисса замерла -  от одуряющего, приторного и тошнотворно парного запаха, казалось, пропитавшего  бесчувственный камень. Медленно, словно желая проснуться, повернула голову. Волна отвращения, ужаса, жалости. И радостный, счастливый смех Второй глубоко внутри.  О, она бы закружилась, запрокинув лицо к небу и  раскинув руки, пачкая подол. Кружилась,  ступая прямо по растянувшемуся и склизкому, что тянулось из распоротого живота лежащей на мостовой.   Но для нее было не время.
Клариссу стошнило. Попятилась, вытирая рот и давясь слезами. Бросилась бежать,  натыкаясь на тех немногих, что были на тихих улицах в этот час. Обитатели брезгливо кривили рты, сторонясь  полоумной девицы. Мало чем можно удивить в  Лабиринте. Не убийством.
Глупая отсрочка.  Та, что распахнула в немом крике рот и тот, что навзничь лежал, не жалея еще хлеставшей из пробитого горла крови, они все равно обязательно придут к ней – в кошмарах. Тенями, принеся беспросветный тоскливый ужас и сладкий запах  мертвечины. А может и нет, ведь  Другая потом заботливо почистит воспоминания, снова сделает  их по-новорожденному безвинными и радужными.. Потом. А пока -   бежать,  шлейфом оставляя тонкое послевкусие паники и отвращения.
Судьбе по-видимому  захотелось свести такие похожие и разные  фигурки.  Слепые и жалкие, и внутри обеих зреет Иная Суть. Одна когда-то рассмотрела свет в Ловце, а другой – тьму в безобидной куколке.  Как интересно столкнуть их – голодного, только раздразнившего аппетит падальщика и наивную бедняжку, из  которой с каждым днем все чаще выплескивается такая ненависть,  что позавидует иной демон.. Судьба, улыбаясь, с интересом наблюдала, как Кларисса выскочила из переулка, совсем не оттуда, откуда ждал чуткий зверь. Как она врезалась в поджидающего преследователя  Ловца, упала к его ногам и окончательно разрыдалась.

0

35

Вздрогнула собака и вздрогнул слепой, даже попятился назад от неожиданности, когда девушка выбежала из переулка, не замеченная поначалу обоими. Итре не стал ее удерживать, когда она, рыдая, упала к его ногам – ткань платья, волосы, томящее прикосновение нежной кожи, он чуть посторонился, ожидая, когда она успокоится. Со стороны эта сцена заслуживала, наверное, именоваться странной – будто бы седой человек и будто бы беззаботная девица и еще что-то между ними, что заставляло ее лить безутешные слезы боли, которую не удалось выразить словами, боли, которая была больше, чем слова.
И было что-то, что порождало дрожь в пальцах, стискивающих окровавленный посох. Кто был, кто знал, кто видел и кто бы оказался на этих угрюмых улицах, чтобы рассказать, как кривится в ярости львиная морда херувима, как тянется его хищная когтистая лапа и как перья шуршат о перья, когда могучие крыла горбом воздымаются на спине посланника какой-то древней и безликой силы. В насмешку золото стало бесцветием, суть, непогрешимая и совершенная как диамант, стала пляшущим пламенем, создание чистое и пылающее заменил слепой шут, который позабыл, когда стоит остановиться... а ведь знаешь, алмазы, они горят и пламя не вечно, оно гаснет на холодном ветру. Алмаз будет праздным украшением вставлен в крышку пыльного Ковчега Завета, а тот, кто звался Итре и когда-то как-то еще, заблудится в лабиринте, из которого нет выхода. С ним останется только его голод, фантомный голод огня давно угасшего и держащегося лишь на собственном неверии в это... черт возьми, но уж чего-чего, а безверия у этих тварей всегда было хоть отбавляй! И пусть он уже смутно догадывается, что непогрешимая истина «Я мыслю, стало быть, существую» все же дает течь, сейчас ему приходится сдерживаться, чтобы не продолжить свой пир. Чтобы не сожрать, как змея пожирает мышь. Чтобы еще раз... увидеть? почувствовать?
- Зачем ты вновь пришла ко мне? – Враз пересохшими губами, чтобы хоть звуками речи сорвать застящую глаза поволоку желания, единственно допустимого для него желания, - Зачем ты нашла меня?
Изогнутые серпы золотых когтей поднимаются, занесенные для удара и рассыпаются в мелкую пыль, столбом искрящуюся в утреннем свете. Бесцветная седина, бесцветный голос. Усталое непонимание – зачем, в самом деле?.. И только сердце не сразу замедляет глухие удары. В виски. Изнутри. Уродливая розово-лиловая морда зверя с ворохом безвольных щупалец, свисающих из беззубой пасти, сунулась вперед, оказавшись вровень с человеческим лицом и в умных желтых глазах стояло такое же недоумение – зачем она идет за ним?!

0

36

- Зачем ты вновь пришла ко мне?
Чтобы вместе найти выход из бесконечности извилин и поворотов лабиринта, ведущих в тупики апатии и бессмысленности бытия. Чтобы дарить еще горящий свет в Клариссе. Чтобы помочь ему вспомнить об Иторру-Дана. Она по-настоящему верила, что другой, истинный есть. Только крепко-крепко спит, оберегаемый мягкой паутинной небытия, спит, погружаясь все глубже – в бездну забвения, откуда уже не будет возврата. И в идеальности cogito ergo sum брешь расширится, и разрастется, и не станет больше Ловца.  Хищник ли сильнее сожрет старца, или апатия станет ему палачом и могильщиком -  еще краткое мгновенье -  и станет совсем поздно. Но пока – надежда есть. Надежда, вытирающая слезы. Не видела ни уродливой морды зверя, ни Иного облика слепого бродяги.  А оттого не знала и страха перед тенью яростного и гордого настоящего Итре. Глупая в своем доверии девочка успокоилась, встретив знакомое и более сильное существо. Почувствовала защищенность. Подняла мокрое лицо на голос и дотронулась до головы собаки – странный, ласкающий жест, словно то была обычная дворняга, апатичная и безобидная. Храбрый беспечный мотылек.
- Зачем ты нашла меня?
Что толку спрашивать у мотылька, не ведающего сути? Он не подозревает о важном, далеком, близком. Что ему когтистая лапа, замершая только лишь для одной цели – насытить сперва любопытство? Кларисса не знает, что тело ее, искалеченное и вздувшееся,  тело утопленницы,  в том, другом мире, которому она принадлежала,  давно  превратилось в ничто, истлело, сожранное червями и проросло бурьяном. И ласковая Кэтти давным-давно живет лишь  в ее искалеченном сознании. Она не знает, что не призраком даже, только лишь мыслью и прихотью попала в мир жестокий, невероятный, прекрасный в гротескном уродстве своем, благодаря той, что внутри.  Другая проросла здесь на ненависти и боли, для нее Лабиринт  - словно лучший чернозем, кровь – роса, а боль – ветер. С каждым днем она росла, становилась сильнее и материальнее, питаясь слезами и страхом.  Не для Клариссы старалась Вторая, бережно охраняя ее. И теперь она пришла к нему, пришла, чтобы он забрал ее, жемчужину – душу,  душу – мотылек. Чтобы она смогла алой яростью окрасить бессмысленную пустоту его бытия,  пустоту усталости Отражения. Чтобы ненавистью, словно сталью каленой выжечь безразличие. Чтобы загнать  бережно взлелеянную, хрупкую и безвинную в самый тайник, гостем забытым сделать и заставить пить их безумие. Чтобы сгнить ее, стереть и явить наконец свой истинный облик. Чтобы стать такой же, как Ловец Душ, только   упиваться ненавистью и болью, и сеять их, не зная насыщения.
Не кичившийся  знанием просмотрел важное за превосходством над непосвященностью  девочки:  Она это знала самого начала.  Белая шкурка больше не нужна бешеной волчице в этом мире.  Теперь она готова. Они обе пришли к тебе, каждая – со своим. Теперь все зависит от тебя, Юродивый ангел с седой головою.

0

37

Ты надеешься?
Самый последний лист покидает ветку, и летит, летит, устремляясь в небо, и падает, выроненный этим небом, падает, чтобы стать жирной землей и обнять, защитить нежное семя, что даст новый побег по весне.
Мужчина и женщина бредут по пустой и безмолвной земле, и рассвет плещет им в лица, зажигает в глазах красные нелюдские огни, а они бредут, взявшись за руки и не оборачиваясь на покинутый сад, где неумелый садовник берег по осени облетающие деревья и давал им странные имена.
Змея выворачивается, извивается и, выбираясь из старой сморщенной шкуры, сверкает юной нежной чешуей и вгрызается в собственный хвост, вырастая, оборачиваясь мировым змеем, и глаза Уробороса, мудрые и ироничные, будут подобны толстому стеклу, укрывающему циферблат часов.
Ты на что-то надеешься?! Дикий смех сотрясает плечи беззвучно, пристойно, незаметно. Неприлично надеяться в этом мире, неприлично верить в свет, когда каждая стена измазана дерьмом, а дети уже рождаются увешанные грехами как рождественское дерево. Будь уверена, глупая, маленькая Клэр, от доброго старика все они получат только черный уголь на тот странный праздник, который ты еще помнишь. И ты тоже получишь, плохо себя вела. Где твой отец, Клэр? Что с ним? Почему ты здесь, Клэр? Это место только для очень плохих девочек. Отвратительно, злой монах заберет тебя в метель за то, что ты не слушалась родителей; оттого, что ты плохо себя вела, гнусные грехи пустили корни в твоей бессмертной душе.
- Как глупо. – Негромко произнес Итре, коснувшись лба сидящей на камнях перед ним девушки, провел холодными пальцами по щеке в знаке странной недружелюбной ласки, - Ты еще веришь в волшебную страну, где единороги ссут радугой? – Устало спросил он, небрежно смахнув шляпку на землю и опустившись на колени перед ней.
Так порой бывает, что тварь жалкая и ничтожная воображает себя судьей и палачом в какой-то своей игре, так бывает, что хищник встречает сильного собрата и еще, бывает, ошибаются даже бессмертные. «Надежды не осталось под этими небесами, глупая.» - шевельнулись, казалось, тонкие губы. Он не верит, давным-давно не верит, он знает, что деревья в том саду облетели и засохли на корню, и передохли мудрые звери, и ангел, что стол на страже у врат, в кости продул и свой огненный меч, и чудесные крылья, остался только змей, бесконечно уставший и безумный от одиночества. То, что они принимали за дверь, всегда было рисунком на каменной кладке, незавидным наследием, доставшимся от предыдущих узников Лабиринта, змея подлого и коварного.
Ловец душ уже знает, что и сам проиграл, продул своему голоду и развязка неизбежна, много раз повторялось и сейчас свершится то, чего до судорог боятся напыщенные святые на лаковых досках. Но ему не нужен договор. Ему нужна пища, та пища, для обозначения которой у них было только слово – «душа», но он медлил, мгновение за мгновением тянулись, как гладкие бусины на нитях четок, и волновались травы, и гудел ветер в жерле ненасытного колодка, который никогда не знал воды, и истончалась грань между инстинктом и волей, а потом… Потом он ждал, когда же упадет мертвое тело, когда глупая слепая, присоединившаяся к сонму его воспоминаний, грудой бесполезной плоти завалится на брусчатку, но кромешная тишина сдавила виски.
Что?..

0

38

Астьюс решил искать себе жену.
Произошло это с прозаической подачи какого-то малолетнего алкоголика. Вместо того чтобы угостить чёрта брагой, грубо заметил, поглядывая из-под мохнатых бровей брежневской эпохи:
- Ты бы бабу лучше нашёл, дядя.
И недобрительно сплюнул в бензинно-радужную лужицу.
Даром, что дальше Стюи под дикий крик окружающих отправил его в крапиву, обильно произрастающую возле городских изгородей – это «дядя» запало в ранимую по большому счёту душу как самое гадкое из адресованных ему оскорблений.
В дальнейшем вёл себя Астьюс как ёжик в тумане – суетно и очень философски. Поднял карликовый ворот плаща и, бурча под нос какую-то лирику, принялся месить город и без того грязными копытами. Мимо витрин с опущенной головой, нелюбопытно и обыденно. Набегали всякие судорожные мысли, да и жрать, надо сказать, хотелось отчётливо.
«День для здешних мест хороший, даже очень.» – Веки покрылись вязкими как желатин слезами. Выставленную розе ветров шею же трепало почти коньячным холодом, жгло, рвало на трильёны молекул озноба. Но, тем не менее, чёрт всё ещё пытался себя приободрить.
- Извозчик! – выпалил он задушенно вслед пронёсшемуся на 2-й космической скорости экипажу, плеснул рукой и почти бегом нагнал его, неловко прыгая внутрь. Убийственный ветер исчез, чёрт блаженно защурился, промокая уголки глаз пальцами. Хорошшшо.
- Вперёд. – отнаполеонил Астьюс, кивая на далёкий южный горизонт.
Волшебная картина открывалась, пока тучная коне-лошадь, больше похожая на большую борзую, несла по узким улицам (такие в Саратове, и не спрашивайте меня где это). Мелькали диафильмовые картинки, скрежетала каретка…
И в этот памятный день Астьюса ждала удача: та, на которую он бросил случайный взгляд, сводила его прямо к восточной лавке, где, вкупе со ломящимися и ноющими под сладостями столами подавали кипяток-кофе, грешное вино и много чего ещё горячительного. А там и до женитьбы недалеко, рассудил товарищ.
Выпрыгнув из экипажа (само собой, не заплатив) Стюи обвился вокруг фонарного столба, и едва не завыл Bella Notte, большей частью потому, что на дворе было утро. В ненатуральном мареве от жаровен, как она была хороша!
Ладненькая, в белоснежном, как Христова невеста, изящная как горная козочка и прочие эпитеты в адрес Её, словом, хоть под алтарь, не будь он чёртом. Она шла, потряхивая горящей рябиной стрижечкой, независима и непокорна. Лица, правда, Стю пока не видел, но пахла она отменно. Астьюс беспечно закрыл глаза, хотя запросто мог потерять из вида объект.
«Да куда ж она теперь денется, сладкая», - промурлыкал внутренний сисадмин, разливая по телу тепло парного молока и сообщая лицу хитроватую мину хозяина положения.
Поводил чуткими ноздрями, ступая беззвучно и проворно.
Его походка, волчье сверканье глаз стало как нельзя более уместно в контексте пробирающего ветра.

+1

39

{Начало игры.}

Когда рыжий соизволил проснуться - на улице уже во всю пением птиц заливалось утро. Уж это время суток Валентину не нравилось абсолютно. Но, разве ж, его спрашивали? Этот мир не слушался никаких желаний и даже любил раздражать своей непредсказуемостью в погоде и времени. Смиренно вздохнув, оторвав бренное тело от нагретой поверхности кровати, парень наитупейшим взором алкоголика после попойки уставился на простынь, белоснежность которой портили слабые засохшие кровавые пятна. Через секунду, уже заметив, что ладони были украшены такими же следами явно веселого вчерашнего времяпрепровождения, онир таки вспомнил всю нелучезарность былой картины. А суть этого нерукотворного шедевра проста: жертва его - милая щупленькая девчушка с темными кудрявыми волосами и янтарными глазами - умудрилась смыться из цепких и элегантных рук смерти, которая ее и вином напоила, и цветы подарила, и даже нож достала, да...облом. Умудрилась убежать, а на сапогах такой высокой платформы не особо-то и поскачешь, учитывая, что и ходишь-то еле-еле. В общем, опустошенный и обиженный на весь мир Ален так и уснул, не помыв рук, чем и перепачкал белую ткань постельного белья.
Пришлось долгое время уламывать Велиала, чтобы он занялся стиркой, свалить все беды мира на вчерашний день и тихонечко свалить гулять. Правда, перед этим рыжий выпил бокал красного вина и долго рылся в своем гардеробе, пытаясь отыскать хоть что-то подобающее и подходящее под его душевное состояние. Так как он считал себя сейчас униженным неудачником, то облачился в белую рубаху с широкими пышными рукавами, полосатый приталенный пиджак черно-белой расцветки, на который приколол пару брошек, а в карман спрятал серебряные часы на цепочке, и обтягивающие худые ноги брюки всё того же черного цвета. На ноги нацепил сапоги на высокой шпильке (и кто сказал, что мужчины этого не могут? Вале это блестяще удавалось), благодаря чему стал ощутимо выше и передвигался значительно медленнее и осторожнее. Волосы уложил как обычно, добавив пышности, накрасился по своему любимому обычаю - карандаш для глаз, немного теней и белая пудра, а после снизошел до использования духов. Ну вот, можно хоть на бал. Чист, красив, ухожен. Покрутившись минут десять, а то и все пятнадцать, вокруг Велиала, выбивая из него столь греющие самовлюбленную душу комплименты, одарил его ласковым игривым поцелуем в щеку, по-братски, конечно же, вы не подумайте, и скрылся в прихожей. Потоптавшись в сапогах, накинув белое, как мрамор, пальто, застегнув пару пуговиц на груди, заправляя под ниж жабо рубахи, Валентин покинул дом. Было светло, но прохладно, так что пальто надел явно не зря. Яркий солнечный свет слепил глаза и Тин просто не мог заставить себя раскрыть веки как следует. Как же он не ненавидел такое беспощадное солнце. И почему оно всё никак не потухнет? Вот тебе и еще один пункт в список причин раздражительного настроения. В такие моменты парень отстранялся от всего окружающего мира, погружался в себя и не обращал внимания ни на окружающих, ни на здания, ни на что.
Собственно говоря, почему Валентин отправился именно в этот район? О! Он давно мечтал прикупить себе новые керамические разделочные ножи. Он их уже видел у одного из продавцов на ярмарке. Эти прекрасные творения рук человеческих сослужили бы ониру хорошую и долгую службу в "готовке". Стоили они целое состояние, но на такое потратиться было бы одним удовольствием. Да и внушительная сумма в кармане чертовски грела алчное сердце. Самая пора для вступления жадности в игру, но желание обладать уникальными ножами было еще больше. Жадность притупила другую жадность. Крайне занимательная картина. Еще хотелось побаловать Велиала. Тин редко дарил ему подарки, а коль есть деньги, можно и изменить нормам своего поведения один разок, верно?
Вышагивая четкими шагами по улице, стуча каблучками, изящно и плавно обходя случайных прохожих, словно змея камни, остановился напротив яркой витрины одного из магазинов. На бархатной алой подушке вальяжно восседала небольшая, всего пятьдесят сантиметров, фарфоровая кукла. С ярко-золотыми кудрями и чистейшими небесными глазами. Пусть и бутафория, зато выглядят как живые. Не даром кукольники говорят, что душа их творений в их глазах. Теперь онир убедился в этом как никогда ранее. И кукла эта, в темно-синем, как ночное небо, платье напоминала ему того самого мальчишку, который лишил Валентина, с позволения сказать, профессиональной девственности. Тот самый человечек, которого он отведал первым. И подобной нежности мясо рыжему более не встречалось... Как бы там ни было, кукла была прекрасна и парень явно вознамерился купить ее для своего любимого брата. В глаз попала пылинка, а может и ресница, пришлось выудить из кармана маленькое девчачье зеркальце, в котором была и встроенная пудреница. Оглядев свои глаза, сделал пару штрихов карандашом для глаз, возобновляя "черноту" и выразительность воистину дьявольского взора и, нацепив на правое око монокль, чуть склонился, внимательнее разглядывая куклу и особое внимание обращая на цену. Сколько там ножи стоили?...

Отредактировано Валентин (2010-10-17 23:58:24)

0

40

Дивная ночь, о, волшебная ночь!
Рефреном стучало в ушах, сплошное мур-мур-мур, богопротивное.
Мысли дали чёрту пару оплеух, отрезвили и заставили прагматично смотреть на вещи. Хотя всё ещё хотелось сжать особу в крепких руках с восторженным «ми-ми-ми!», он передумал, и замер в паре шагов, кося то на неё, то, недоверчиво, на небо.
Можно пригласить невесту на чай там... – Посоветовался, и грустно хрюкнул. – Куда уж там, богиня – и ко мне.
Чёрт жил неподалёку – семь-шесть кварталов, по меркам Лабиринта вообще сущая чепуха. Его не пугали пустые дома с сорванным гнилыми ставенками: анархист бродил среди них, как демон чумы на старинных картинах, наслаждался ветром (немыслимо в старой жизни, между прочим!), обгладывал рёбрышки невиданных зверушек, пил чай и размышлял.
Но другое дело – дама.
Дда, задачка не из лёгких. Так Том говорил из "Тома и Джерри", сварливым тоном, хлопая себя по ляжке: "Womens!". Женщины! Что же с ней делать? Вероятно, отвести обратно, к райским вратам, дать пинка под зад и сказать никогда не возвращаться сюда, потому что в переулках живёт Баба-Яга, костяная нога?..
Стюи ухмыльнулся и упорно поглядел в небо.
Красавицу с сорочьими глазами он принципиально не замечал:  возненавидел её лютой ненавистью с той самой секунды, когда оценил ситуацию. Прийдя к выводу, что такая фифа жить с ним на дне морском не станет, Астьюс не приуныл – он вообще здорово отвык унывать. Лабиринт его научил бодрствовать даже во сне, иначе здесь было попросту опасно.
Интересно, она вообще знает, что такое опасность?
Поразительная, завлекательная беспечность.
Наш товарищ ничего ещё и не знал про куклу, когда твёрдым (со стороны так вообще чеканным) шагом направился к Ней, на ходу придумывая, как ему позаковырестее познакомиться, соригинальничать. А когда увидел – фарфоровую, надменную какую-то, то онемело  вымолвил, пожевав ставший как спаржа язык:
- Я её боюсь. А вас – нет. Я вас даже люблю. Кажется...

Лучше бы молчал, ну етить-колотить. Соригинальничал.
Но в голове его не вставали золотые эпитеты, не ходили красноречивые фразы и сравнения, и вообще Астьюсу было изрядно не до того. В окружении двух фарфоровых эгоисток литература как-то перестаёт заботить ум.
Уставился аквариумной рыбкой-гуппи с большими безумными глазами, пытливо и жадно оглядывая лик.
Ну и если уж быть совсем тошным, то одной эгоистки и одного эгоиста. Не прибавить не отнять.

Отредактировано Астьюс (2010-10-19 02:09:45)

0


Вы здесь » Лабиринт иллюзий » Круг III: Гордыня » Улицы


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно