Посередь травянистой пустоши, что у самой кромки Призрасного Леса, возвышался огромный холм, прозванный Безглавым. Прозвание такое появилось по вполне естественной причине: макушку холма будто срезал мечом некий великан. И плоская ровная площадка на вершине Безглавого сейчас была облюбована двумя путниками. Они поместили в центре ее круглый дубовый стол, расставили стулья, засветили гнилушки и беседовали уж несколько часов кряду, попивая из кубков что-то темное. Духи, обитавшие в Призрачном Лесу, должны были как раз этой ночью плясать Рогатый Танец на холме, но гостей прогонять отчего-то не спешили: наоборот, попрятались по дуплам и норам. Уж очень серьезные были гости.
Один из двоих, сидевших за столом, был совсем мальчик, подросток лет четырнадцати-пятнадцати. Даже в свете гнилушек было видно, что он прекрасно сложен, очень красив... и зелен с головы до ног: зеленая кожа, зеленые волосы-листья, зеленые шаровары чуть ниже коленей. Даже татуировки на теле - и те были зеленые, как и глаза, горевшие в ночной тьме, точно кошачьи. Товарищ же его (товарищ ли?), сидевший напротив, был мужчина зрелый, чуть не на пороге старости, хоть ростом он вовсе не превышал мальчишку. По контрасту с ярким юнцом выглядел мужчина монохромно: бледное лицо с темной прорезью губ, сальные черные волосы, балахон им в цвет. Сейчас мужчина мрачно таращился на мерцающую перед ним гнилушку, перекатывая в ладонях кубок. А мальчик следил за ним во все глаза. И вдруг сказал нараспев хрустальным дискантом:
- Нам месяц-шутник серебра шлет лучи
А мы пьем вино, и сидим, и молчим.
Ветрилом огромным плывет небосвод
И звезды вкруг дола ведут хоровод.
Скажи, отчего ты печален, мой друг,
Пока я с тобой разделяю досуг?

- Печален? Что за глупости, я весь радость и веселье. - проскрипел черный мужчина. - В душе просто трясусь от смеха. Снаружи же притворяюсь угрюмым и нелюдимым, чтобы ты не вытерпел и прочирикал эту бессмысленную руладу. Я ведь говорил, как я ценю настоящее, искреннее сочувствие? Вот чего не сыщешь в Хаосе - добротной, всамделишней глупости. Все его обитетели чересчур умудрены страданием. А ты, мой добрый юнец, глуп как пробка, счастлив и беспечен. А ну-ка, скажи, в чем секрет твоего счастья?
Мальчик серебристо рассмеялся, подняв кубок: 
- Я ветер, я птичка,
Я солнечный свет!
Будь счастлив -
Лишь в этом есть счастья секрет!
- Вот-вот, - ржавым хохотом отозвался черный мужчина, - то-то и оно. Ты не ведаешь горя, Джон. Все твои проблемы - одно баловство. Скажешь, не так?
Юноша по имени Джон встрепенулся и взмахнул руками. При этом он едва не кувыркнулся со стула - черный мужчина лишь поморщился.
- О нет! Ты не прав, милый, доблестный Эрра,
Ты знаешь, какая мне выпала мера
Страданий, которым конца нет и дня,
Страданий, которые губят меня...

- Все, остановись! Опять! - уныло прогнусавил Эрра, - опять то же самое. Я зарекаюсь затрагивать тему страданий, когда ты нахлебаешься вина - не идет оно тебе на пользу. Сейчас опять пойдут эти слезливые причитания. Впрочем, почему бы и нет? Продолжай, Джон. Выговорись. Добрый дядюшка Чума подставит тебе свою жилетку: она так заскорузла, что твои слезы ей нипочем.
Нахмурившись и потерев лоб, мальчик начал бормотать, постепенно распаляясь, - последние строки своего монолога он произносил, едва сдерживая рыдания.
- Раз к разу, срок в срок, - ночью, хладной зимой
Летит ко мне с севера рыцарь лихой.
Джек Фрост, тот, что в Башне Хрустальной живет,
Джек Фрост, ненавидящий вольный народ
Далёка Прекрасного. Снится ему,
Что мир мой закован в лед, ввергнут во тьму,
Смерть, страх и страдание, гибель и зло!
Вот то, что сраженье с ним мне принесло!
Я бьюсь - и меня он пронзает опять.
Живу я, чтоб вечно от боли стенать.
Я падаю ниц, он сидит на коне,
В агонии бьюсь я на мерзлой земле,
Чтоб вновь, в сотен сотый раз пасть от меча,
И снова родиться, от боли крича!
Чтоб вновь надо мной засиял небосвод,
И вновь умирать за страну стал черед!
И так каждый год, Эрра,
Так каждый год!

Ну-ну, - с удовольствием проскрежетал Эрра, поглядывая на плачущего Джона и не забывая прихлебывать из кубка, - что толку предаваться стенаниям? Это твой долг, твоя стезя. Сколько раз ты мне жалился на этого Фроста - и что изменилось? Ничего ровным счетом - и не и изменится далее, к слову. Это естественный процесс, я тебе уже объяснял. Ты не понимаешь, конечно, дурачок, куда тебе. Фрост и ты должны вечно сражаться. М-да, как Лев и Единорог. Гонял Единорога Лев вдоль городских дорог. Кто загонял их в черный хлев... Или там был хлеб? Видишь, и меня после общения с тобой тянет на стихотворные экзерсисы.
- Не смейся, Эрра, помоги... - всхлипнул Джон, утираясь огромным клетчатым платком. Принесшая его фейри, шелестнув крыльями, упорхнула, - черный человек проводил ее плотоядным взглядом.
- Ведь мы соседи, не враги,
Послушай, это просто:
Сразись с ужасным Фростом!
Тебя я, друг, к груди прижму,
Коль голову злодея мы
Закинем на Луну!
Эрра загоготал так громко, что Призрачный Лес отозвался ему уханьем и стонами. Он смеялся и трясся, корчился от хохота, точно от боли, не замечая того, что Джон уже не плачет, но смотрит на него холодными зелеными глазами.
- "Сразись с ужасным Фростом!" Вот это потеха! Ты хочешь, чтобы я взялся за рычаг и перевернул мир? Может быть, ты попросишь меня выпить все океаны Далёка или перевоспитать в белошвеек всех шлюх Лабиринта? Безмозглый мальчишка! - взвизгнул вдруг Эрра, грохнув кулаком по столу, - кубок подскочил от удара и завис в воздухе. - Хватит впадать в уныние! Мне хватает его и на родных землях, ну же, весели меня: ходи на руках, летай, кружи, пой, говори стихами. Ну-ка, попробуем: почему ты все время бубнишь стихами, Зернышко?

- А ты зачем презренной прозой,
Честно говори,
Передаешь, Король Чумы, мне
Колкости свои?
Что, если я, махнув рукой
На дружбу и любовь,
Тебя, лихой наперсних мой,
Силком отправлю в бой?
Надев ошейник, натравлю
На Фроста, словно пса?
По нраву ли тебе, мой друг,
Такие чудеса?
А ну, скорее, сей же миг
Минуты не терпя:
По доброй воле подсобишь
Иль мне вязать тебя?
Да или нет, тьма или свет,
Изволь-ка отвечать!
Есть цепь в руках, готов парфорс,
Не терпится начать!

Джон Ячменное Зерно, Владыка Воздушных островов, легко скакнул на стол, точно и не пил вина. Глаза его полыхали изумрудным огнем, в руке сияла секира. Король Чумы Эрра грузно поднялся на ноги, уронил стул - его шатало.
- Да ты опоил меня, щенок. - с каким-то уважительным изумлением проговорил Эрра. - Кто тебя надоумил? Сам бы не догадался, ты же глуп. И что за вино, откуда? Впрочем, неважно. За такие шутки всегда следует расплата.
Надув щеки, Эрра выдохнул - порыв черного ветра обдал Джона, снес со стола, швырнул прочь. Мальчик ударился оземь с каким-то неестественным тяжелым лязгом и встал: теперь над столом возвышался огромный рыцарь в причудливых латах, точно составленных из стальных шипов. Темный вихрь скользил по ним, не причиняя видимого вреда. В руке у рыцаря был меч, покрытый узорами-зигзагами, мерцавшими лунным серебром.
- Да это морок! Подмена! Засада! Ты додумался устроить засаду, Джон! - восхищенно заорал Король Чумы, вытягивая из складок халмиды черный клинок. Рыцарь в шипах, отшвырнув с пути стол, двинулся к Эрра. Как и другие рыцари - кто в пламенеющей броне, кто в панцире, будто вылитом из белого стекла, - приняв истинное обличье, перестав притворяться валунами и деревьями, они окружили темного Короля. В руке каждого рыцаря был меч, и каждый меч горел чудными знаками: солнцами, звездами, стрелами.
- Зачем это тебе, Джон? - крикнул Эрра, срываясь на визг, - Куда ты спрятался? Чего ты добиваешься?
Шипастый рыцарь ринулся вперед, занося оружие, - Король Чумы отмахнулся от него полой плаща, которая тут же, оторвавшись, облепила рыцаря с головы до ног, обернулась роем черных жуков. Насекомые хлынули в щели лат, сквозь решетку забрала, - рыцарь упал на траву и забился в судорогах. При этом, впрочем, он не издал ни звука.

- Дикая Охота! Ты натравил на меня своих болванов, Зернышко! Ну, тебе это даром не пройдет! - завопил Эрра, кружась юлой и выписывая мечом вензеля. - Духам стихий не страшны болезни, верно? Ничего, у меня есть пара трюков в запасе!
Рыцари молча сжимали кольцо. Время от времени один из них бросался вперед, пытаясь пронзить Эрра клинком, но безуспешно: рядом с шипастым шевалье пал гигант в серых латах, точно вытесанных из камня. На груди его дымился отпечаток ладони Короля, - броня вокруг него бурлила и шла потеками, точно свечной воск. Очередной рыцарь, юноша в доспехах, мерцавших глубинной морской синевой, кинулся вперед и сделал выпад. Король легко отбил его клинок черным мечом, схватил врага за горло и поднял над землей - легко, точно пушинку. Миловидное лицо юноши исказилось от боли, - и Эрра залюбовался его страданием, что было непростительный ошибкой. Сразу два меча вошли в тело Короля Чумы - тот, отпустив юношу, пал ничком, - а рыцари продолжили пронзать Эрра, пригвождая его к земле узорными клинками. Юноша в синем доспехе подобрал мечи шипастого и серого рыцарей, и приблизился к поверженному Королю.
- Все равно... Так ты меня не... убьешь. - прохрипел Эрра, захлебываясь черной кровью. От крови этой трава под павшим властелином жухла и вяла. - Меня... убить... непросто, щенок.
Из-за спин рыцарей вынырнул зеленый мальчик. Лицо его было печально.
- Убить непросто, бывший друг,
Согласен я с тобой.
Но каждый меч, волшебный меч,
Удержит норов твой.
Ты предал дружбу нашу,
Мне отказав, - и вот
Тем переполнил чашу
Ты гнева моего.

- Чтоб ты сдох, мелкий па... - начал Король Чумы, но договорить не сумел: юноша в синем доспехе вонзил Эрра мечи в рот и горло. Джон Ячменное Зерно отвернулся от булькающего "бывшего друга" и направился к поверженным рыцарям - каждого он походя коснулся дубовой веточкой, которую вытянул из буйной своей шевелюры. Шипастый, дрогнув, стал подниматься - из щелей его панциря посыпалась черная пыль, в которую, видно, обратились жуки. Серый рыцарь сел, провел рукой по груди - страшный ожог зарастал на глазах. Джон же, подозвав жестом юношу в синей броне, молвил:
- Изменника мы в Белый Грот
На время поместим
Пусть там лежит, пока решим,
Что делать станем с ним.
Глаза его иглой зашить,
Мечи не вынимать.
А руки-ноги - их к стенам
Цепями приковать.
Утроить стражу, а затем
Ко мне гонцов позвать.
Я расскажу, что и кому
Им предстоит сказать.

Юноша-рыцарь молча поклонился, громыхнув доспехом, и пропал в ночи. Посмотрев на небо, Джон повертел в руках дубовую веточку, аккуратно пристроил ее за ухом. Потом выпрямился во весь рост - стройный, прекрасный, - отбросил со лба зеленые пряди, закрыл глаза, свободно свесил руки вдоль тела. Без малейшего усилия, - только чуть вздохнул теплый воздух вокруг, - Джон поднялся над землей. Быстро, беззвучно взмыл он ввысь и вскоре затерялся среди звезд, устремляясь к Воздушным островам.

Отредактировано Джон Ячменное Зерно (2010-03-08 12:33:59)