Кошмарный день, просто ужас, какой тяжелый. Каблучки старшей медсестры лазарета «Последняя надежда» весело отбивали энергичный ритм, нисколько не обращая внимания на усталость Элисон, которой нужно было еще посетить регистратуру, прежде чем закрыть больницу на ночь. Поздних визитом родственников строгая и пунктуальная медсестра не одобряла. В отсутствии главного врача (ночные похождения невиданного никем, даже из медперсонала, доктора не считались) все заботы по уходу за больными легли на ее хрупкие плечи.
Надо, так надо. Твердо решила для себя Элисон, устанавливая в больнице жесткий порядок. Неукоснительные правила, написанные аккуратным округлым подчерком висели на стенах не только в каждой палате, но и возле стола регистратуры, не исключением оказались даже входные двери, снабженные этими листочками изнутри.
Блестящая чистота нереально белого цвета радовали глаза девушки. Она справедливо считала, что в поддержании порядка есть ее заслуга, причем не малая. Не смотря на поздний час и внутренне опустошение, Элисон с неизменной мягкой улыбкой заглядывала в палаты, делая последний обход. Пациенты, кто мог, конечно, доброжелательно и счастливо улыбались в ответ, а кто не мог, выражал свою признательность любыми другими доступными способами.
Наконец, когда обход был завершен, медсестра вышла на финишную прямую. В руках девушка держала несколько толстых папок с историями болезней пациентов, но ей было не привыкать носить такие тяжести. Иной раз приходилось и больных переворачивать, чтобы поменять простыни, и помогать немощным добрести до койки.
Все-таки хорошо, что можно будет немного отдохнуть. Элисон спала очень чутко. И не потому, что «главный врач» тенью блуждал по коридорам. В любой момент могла понадобиться ее помощь, все-таки в лазарете Элис считалась самым квалифицированным медработником.
- Элисон, в палате номер шесть опять недовольны. Вроде бы там мыши… Обрадовала медсестру известием грузная женщина в розовом чепчике, сидящая на регистрации. Она приняла у девушки папки с картами больных и углубилась в их складывание по алфавиту.
Старшей медсестре полагалось только устало вздохнуть, оперившись на высокий регистраторский стол. Дело в том, что в этой палате никогда не бывали довольны. То мыши, то мухи, то крысы…. А ведь Элисон сама проверяла состояние палаты, все было до невозможности чисто.
Пожалуй, пора закрываться. Блондинка подошла к входным дверям, как обычно осмотрев замки… Ночь будет полна забот, но они будут совсем другими и не похожими на дневные.

Отредактировано Элисон (2010-03-01 00:34:31)

Предвещающая благочестивую ночь прохлада приятно пробежалась по коже. Как же хорошо была на улице, уже пели цикады и в воздухе появились первые светлячки, словно маленькие звездочки, озарявшие еще не вступивший в свои права сумрак. Элисон отдала бы многое, чтобы просто пройтись по улочкам деревни, наслаждаясь тишиной и спокойствием. В последний раз вдохнув свежий воздух природы, так отличавшейся от устойчивого запаха лекарств, царившего в помещении лазарета, Элисон закрыла тяжелые, окованные металлом входные двери. Дважды щелкнув в замочной скважине, ключ выполнил свою работу и вернулся туда, откуда был извлечен. В кармашек на форме старшей медсестры.
После инцидента, наделавшего много шума, Элис предпочитала хранить все ключи у себя. А вдруг кто-нибудь из больных вновь решит попытать счастья на свободе, вырвавшись из заботливых рук санитаров? Без ведома и позволения на то старшей медсестры никто не мог покинуть лазарет, это касалось даже персонала.
  Надрывный и довольно узнаваемый кашель со стороны больничных покоев заставил Элисон обернуться. Хотя она и так уже поняла, что надежды на спокойную ночь пошли прахом. Бывают ли у медиков любимые пациенты? Речь о не тех, за которых родственники приносят торты в пять слоев и корзины фруктов, а о тех, с кем приходится общаться близко, которые вечно всем недовольны, которые игнорируют ежедневную смену белья, предпочитая ходить в заношенном полосатом халате, портя передовую статистику, тех, которые курили, хотя им запрещалось…
Скорее по привычке, чем по желанию, Элисон улыбнулась пациенту, на медицинской карте которого все тем же округлым подчерком было выведено Калашников К.. Даже в такие моменты медсестра не теряла самообладания, предпочитая разговаривать с больным, как будто он был малым ребенком, а не небритым мужиком тридцати лет.
- Вы же прекрасно знаете, что главврач принимает только по ночам и только самых тяжелых пациентов. Мягко заметила Элисон, профессионально подхватив мужчину под руку, дабы препроводить его в палату, которая, как раз находилась возле номера шесть.
- На выписку вам пока рановато, мы уже говорили об этом с вами утречком. Кондратий, что за запах? Неужели вы опять курили в туалете? Обеспокоенно продолжила медсестра, незаметно уводя буйного пациента от входных дверей. Сейчас его нужно было успокоить, иначе он своими криками перебудит полкрыла. Опять придется успокаивать больных, поднимется суматоха.
Регистраторша звучно и неодобрительно цыкнула языком, наблюдая за тем, как Элисон справляется со своими обязанностями.

Отредактировано Элисон (2010-03-01 02:07:13)

В то, что предстоящая ночь все-таки подарит долгожданный отдых, Элисон не то, чтобы не верила, но начинала уже опасаться очередной вероятности провести ее на ногах. За ту бесподобную неделю, которую провел в стенах лазарета пациент Калашников, старшая сестра забыла про покой и сон. Правда, больной радовал положительной динамикой улучшения состояния легких, зато потихоньку изводил весь медперсонал, научившийся возле его палаты ходить в прямом смысле по стеночке.
Как лицу, замещающему главврача, Элисон приходилось брать огонь на себя, пышной грудью прикрывая своих коллег. Вспомнить хотя бы этот случай, когда в манную кашу, выдаваемую легочным больным с утра и щедро сдобренную чайной ложкой киселя, попал клей. Как он там оказался, так и осталось тайной, покрытой мраком, санитарки хранили молчание и наотрез отказывались прояснить ситуацию. И что примечательно, все пациенты успешно съели свои порции, никто даже слова не сказал… Никто, кроме Кондратия. Даже удивительно, как загадочный и неуловимый главврач не вышел их своего кабинета на столь настойчивые призывы.
  Вернувшись в памяти к этой истории, Элисон чуть было не потеряла свою улыбку, но вовремя спохватилась, ласково обращаясь к мужчине в халате.
- Конечно, конечно. Вы смыслите. Заверила медсестричка пациента, мысленно обещая себе дать хороший нагоняй санитарке, проводящей уборку в палатах. В правилах, висящих на всех без исключения дверях, Элисон ясно прописала, что сигареты изымаются у больных, даже в том случае, если сами больные против. С самого утра придется проводить генеральную проверку, а это опять лишние нервы и еще пять копеек в копилку усталости.
- Кондратий, вы на пути к полнейшему выздоровлению.  Но пока о полном излечении говорить рановато. Антон Макарович приходит только к тем, кто чувствует себя очень и очень плохо. Успокаивала Элисон пациента, будто сказку рассказывала своим медовым голоском. Обманывать больных медсестра не любила, так что в этой фразе не было ни капли лжи. Да, на двери кабинета главного врача действительно висела покрытая паутиной и пылью табличка, сообщающая о том, что за дверью ведет прием некий Антон Макарович Неумертвий, но как в действительности звали доктора, никто не знал. В разговорах сея фигура упоминалась исключительно именем и отчеством.
Маневр успокоения больного К.К. почти удался, его удалось довести до палаты. Элисон было подумала, что операция прошла успешно и можно, препроводив Кондратия в дверной проем, закрыть его снаружи на ключ, но тут мужчина выказал характер, отказываясь выполнить предписания сестры. К тому же пациент начал демонстрировать первые симптомы нервного расстройства. Конечно, можно позвать медбратьев, но Элис всегда встречала трудности лицом к лицу.
- Что значит «не хочу»? Что значит «не харкаю кровью»? Мгновенно переменила тон медсестра, превращаясь из воспитательницы детского сада в строгую учительницу старших классов. Она недовольно поджала губки, серьезно и осуждением смотря на нависшего над ней мужчину, изображающего то ли лося, то ли монстрика из-под кровати.
- Исследование ясно показало, что в ваших легких есть затемненные области. В дальнейшем это может перейти в воспаление. Кондратий, мы же заботимся исключительно о вас. Старшая медсестра протянула раскрытую ладонь.
- Сигареты. И немедленно. В вопросах спасения жизни пациентов Элисон была непреклонна, иногда ей самой казалось, что она заботится о людях больше, чем они сами о себе. Этого страстного брюнета, возвышавшегося над Элис, нужно было спасать… Вполне вероятно, что от самого себя.

Отредактировано Элисон (2010-03-01 09:30:52)

Элисон была терпелива. Всегда и везде. Казалось, что нет на свете такого явления, которое могло бы вывести медсестру из себя. За время работы в области здравоохранения она увидела многое, и многое же поняла. Однако даже ангельское терпение имеет свой предел.
В тихой обители лазарета редко встречались пациенты, подобные вот этому мужчине, который невольно привлекал одинокую, но такую поглощенную работой девушку. Что же делать, если тебя окружают хроники с затянувшимся выздоровлением? Да, конечно, Элисон заботилась о них, словно больные были частью ее семьи, но все-таки она была молодой женщиной, которая собиралась возложить свою жизнь на алтарь милосердия. Кондратий привнес в размеренный покой больницы свой непревзойденный колорит и этакий жар. Хотя мужчина провел здесь всего лишь неделю, его присутствие ощущалось очень остро. И дело тут даже не в его выходках, буйном нежелании соблюдать больничный режим, а скорее в том, что, как ни странно, Элис маг нравился.
  Покинь он лазарет, так вместе с ним уйдет и огонь, вновь тишина, прерываемая лишь редкими стонами несчастных, заполнит такие ослепительно белые коридоры… такие пустые коридоры, никто не будет через каждые пять минут вспоминать таинственную и неприкосновенную личность Антона Макаровича…. Не станет того, к чему медсестра успела привыкнуть. Элисон не могла претить себе, задерживая выписку Кондратия, хотя соблазн был слишком уж велик. Надо признать, больной шел к выздоровлению уверенными темпами. Даже слишком. Девушке бы радоваться, но почему-то было грустно.
- Кондратий! В пункте три правил лазарета указано, что все личные вещи пациентов безвозмездно, то есть даром, отправляются в наш фонд. Заметила Элисон, приподнимая идеальной формы бровь. И откуда только пациент столько знал? Каждый раз он удивлял медсестру различными историческими фактами, о которых она и понятия не имела. Проверить их достоверность не представлялось возможным, поэтому с молчаливым неодобрением, точнее восхищением, оставалось верить на слово.
  Профессиональный стаж медсестры напрочь отмел у Элисон стесненность и манерность с представителями противоположного пола. Уверенно шагнув к темноволосому магу, она решительнейшим образом запустила ладошку в карман больничного халата. К разочарованию медсестры сигарет там не оказалось, зато почувствовалась горячая и твердая плоть… бедра, пусть и через фланелевую ткань. Предательский румянец вспыхнул на бледных щечках Элисон.
Да, на операционном столе любой мужчина был всего лишь физиологически сложным организмом,  к которому Элис не испытывала ничего, кроме профессиональной заинтересованности, но в данной ситуации ей стало не ловко.
Негромко ойкнув, медсестричка отдернула ладошку, отойдя на безопасное расстояние ровно в один шаг.

Ну вот нет, чтобы не заметить, простить даме ее досадную оплошность. Как бы не так, Кондратий, похоже, решил довести Элис до кондратия. От столь бурной реакции на маленький такой и неприметный инцидент медсестричка вздрогнула, изменив устоявшееся выдержке в общении с пациентами. За всю ее практику случалось всякое, никогда не знаешь, что у человека на уме.
Первым желанием Элисон было освободиться из крепкого захвата мужчины, все больше напоминающего ей этакого лихого разбойника, который сейчас будет «вороват» и «убиват». Но разум, подчеркнутый белой медицинской шапочкой, изумительно шедшей к личику медсестры, взял свое. Вспомнились вдруг занятия по практической психиатрии. Ничего обидного в этом слове нет. Преподаватель со стойкостью настоящего врача от бога объяснял студентам особенности психики человека, с горячностью во взгляде рассказывал о методах усмирения расшатанной психики и о том, как… О нет, все профессиональные секреты, пожалуй, раскрывать не стоит. Даром, что профессор был хорош собой, хоть и изрядно сед.
Неожиданно Элисон расслабилась, несколько смущенное и испуганное выражение лица сменилось доброжелательной улыбкой.
- Хорошо, хорошо. Кондратий, пожалуйста, успокойтесь. Я лично поговорю с Антоном Макаровичем о вашей выписке.Но завтра, а пока идите баиньки. Смягчившимся голосом увещевала Элис, щедро вешая на уши пациенту лапшу, заправленную медом. Обычно такое обращение с больными помогало. Все было хорошо, все улыбались…. Елейно, елейно.
Тут, легонько скрипнув, дверь палаты, которую Калашников К. делил с еще одним гостем лазарета, и этот самый «сосед» явил Элисон и Кондратию свою заспавшуюся физиономию. С основами жизнедеятельности насекомых медсестра имела счастье познакомиться еще в те радужные детские годы, когда отрабатывала на них различные хирургические приемы, так что это зеленоватый больной не являлся чем-то загадочным для бывалой работницы скальпеля и хирургического зубила. Пациент мнил себя феей и везде, где только мог, оставлял пыльцу, но медперсонал лазарета к нему давно уже привык. Насекомоподобное существо жило, похоже, так и останется в белых стенах на ПМЖ, однако это не мешало ему выказать свое негодование громким разговором, доносившимся из коридора.

Дело принимало нешуточный оборот. С одной стороны нужно было быть крайне осмотрительной, дабы не спровоцировать Кондратия на дальнейшие, возможно активные, действия, а с другой – нависшее неотступным роком приключение вдруг показалось настолько интересным, что Элисон сама устыдилась своим эмоций, неожиданно проявившихся в нежелании вызывать «двух из ларца, одинаковых с лица», более привычных под словом «санитары». Вот никак не хотелось и все тут. Конечно, будь рядом седовласый профессор из последнего воспоминания, он бы с укоризной покачал головой и с разочарованием констатировал тот факт, что его самая способная ученица пошла на поводу у пациента. Тут же должна наука психологии хитро обходить обходительность больного. А теперь медсестра поступала совсем не профессионально. Вопиющая неграмотность! Двойка в зачетку и вон из института без права пересдачи!
  Под негодующее стрекотание высунувшегося больного Элисон, опустив глаза в пол и еще больше покраснев, как маленькая девочка, впервые увидевшая мальчика…целиком, совершила еще одну врачебную ошибку.
- Если вы не боитесь, то пойдемте. Только тихо. Если быть честной, то и саму Элис очень интересовал вопрос: кто же такой этот загадочный Неумертвий А.М. Когда она только переступила порог лазарета, главврач уже находился в ранге легенды. За то время, что Элисон работала в этих стенах, с ним так и не пришлось свидеться. При всех расспросах персонал делал круглые глаза и предпочитал отмалчиваться. Постепенно медсестра смирилась с таким положением дел и о нем больше не спрашивала. Мало того, Элис еще и самолично хранила ключ от третьего этажа… Мистику в это обстоятельство добавляет еще и тот факт, что кабинет самой Элисон располагался прямо напротив кабинета Антона Макаровича.
Кстати, совсем недавно ключ пропал, а потом вновь обнаружился там, где его и быть то не могло. Странная догадка посетила светлую голову медсестры, но вслух она ничего не сказала….пока….
- Дорогой Апоуз, иди спать, пожалуйста. Завтра назначены процедуры, и я подниму вас очень рано. Успокоила Элисон зеленого пыльцераспространителя, который, что-то бухтя под нос, исчез в дверном проеме, оставив старшую медсестру один на один с Кондратием.

… По просторам,
по просторам,
по просторам.
И, конечно, припевать лучше хором,
лучше хором,
лучше хором.

    Иногда Элисон жалела о том, что в моменты душевной слабости, произносила. Будь то разрешение на посещение больного, критика другой сестры милосердия или же данное сгоряча согласие на совместное посещение главврача. На деле все обычно оборачивалось совсем иначе. Родственнички, прорвавшись к пациенту всей гомонящей толпой, перекрывали входы и выходы лазарета, выводя из себя не только персонал, но и других больных. Молоденькая сестричка пила кружками карвалол и обещала уволиться из больницы, раз ее не ценят. А опрометчивое «если не боитесь, то пойдемте» переросло в дикий галоп по коридору, а дальше по лестнице и вверх под странные звуки, издаваемые Кондратием.
Надо быть осторожней, теперь, конечно, доводить начатое предприятие до конца. Стараясь хоть как-то притормозить каблучками темп, взятый вот этим черноволосым мужиком, Элисон попыталась достучаться до увлеченного идеей больного:
-Кондратий, пожалуйста, немного помедленней. А между тем они чуть не сшибли санитарку, в поте хмурого лица елозящую по ступеням половой тряпкой. Женщина удивленно вжалась в стену, пропуская мчащийся локомотив по фамилии Калашников с вагоном в виде старшей медсестры.
Мокрый кафель – не лучшее покрытие для пола. И поскользнувшись, Элис инстинктивно ухватилась за мужчину, чуть, ну, самую малость, повисая на нем. Опять неловкость. Лишь бы не заметил. Как говорил профессор, человек в состоянии нервного возбуждения не замечает деталей малых или крупных. Оставалось проверить это утверждение на практике.
- Давайте хотя бы возьмем фонари. Предложила медсестричка, восстанавливая равновесие и тут же пытаясь выдернуть свою руку из длани Кондратия. Все-таки она была девушкой самостоятельной и вполне способной на обдуманные поступки и действия. Раз согласилась на авантюру, то отступать не собиралась.
- Если вы меня сейчас не отпустите, то я не открою дверь третьего этажа.  Безапелляционно заявила Элис, упрямо останавливаясь на полпути. В самом деле. Раз перед ней сейчас привлекательный мужчина, почему-то ведущий себя, как ребенок, то и сама медсестра имела право показать характер. Хорошо еще, что почти весь персонал уже разошелся, и их никто не увидит. Элисон даже предположила, что, узнав что затеяли пациент с их старшей коллегой, они попытались бы остановить попытку вторжения в святая святых, то есть в кабинет Неумертвия А.М.

И почему мужчины вечно строят из себя этаких «мачо», думая, что женщинам очень нравится типаж наглых хамов? Для некоторых представительниц прекрасного пола, без сомнения, это было и так, но сама Элисон относилась к тому типу вечно сострадающих сестер милосердия, которым обязательно нужно о ком-то заботиться. И часто случается так, что эти самые личности, требующие заботы, сами не признаются себе в этом, отвергают всяческую доброту со стороны… Ну и пусть. Добродетели всегда будет дана дорога. Широкая и асфальтированная, как шоссе. Против катка благочестивости не поспоришь.
   Внимательно и спокойно смотря на небритого мужчину, который вот уже неделю, как держал всю больницу в страхе, Элисон гадала, чем же еще можно помочь этому пациенту… А что пациент? У медсестры сложилось твердое, как гранитная могильная плита, мнение о его характере и настрое. Безусловно, Кондратий нравился девушке, но природная тяга ее в порядке не позволяла даже допускать мысли, содержащей какие-то неуставные отношения. Мужчина был из породы «перекати-поле». Вечный бунтарь, старающийся что-то доказать всему миру. Сегодня здесь, а завтра …где?... быть может, на кругах самого Хаоса. А ты должна его ждать и переживать, ведь по-другому не умеешь. Не так устроена. Легкая интрижка? Опять же нет и нет. Порок и разврат сюда забыли дорогу, если, конечно, помнили и знали.
- В гости? Конечно. Заходите. Все еще витая во внезапно накативших думах, ответила Элис, не сразу даже поняв, на что, собственно, и соглашается. Смысл стал очевиден чуть позже. Но начинавший уже предательски прокрашивать щечки девушки румянец отступил сразу, как только Кондратий закашлялся. Нет, все-таки необходимо подержать его в стенах лазарета еще неделю, если не две. По сравнению с тем состоянием, в котором смиренные сестры нашли мужчину во дворе одного из домов, сейчас его здоровье намного улучшилось, но вот эти «бхе-бхе» пока не исчезли. Может быть, стоит назначить прогревающие процедуры… Да. Об этом стоит подумать.
Одернув, несколько резче, чем должно, воротничок накрахмаленной формы, Элис решительно обогнала Кондратия и оставшийся до третьего этажа путь преодолела сама, без всякой поддержки со стороны пациента.  Аккуратно вытащив нужный ключ, медсестра вставила его в скважину замка (надраенную до блеска) и открыла дверь. Еще никто из больных не посещал этот этаж, на котором находились приемные кабинеты главврача и самой Элисон. Никто… Ну, если не учитывать недавний случай пропажи ключа. Правда, Кондрат?
  Мысленно отругав себя за то, что пошла на поводу у пациента, медсестра переступила порог и вошла. Темно… Странно. Разве Элисон не оставляла свет?
- Кондратий, подождите меня здесь, пожалуйста. Попросила девушка, осторожно идя дальше по коридору. Звук ее шагов как-то зловеще дребезжал в воздухе, отдаваясь в стенах. Шла Элисон на ощупь, пробираясь вдоль стены. Свой кабинет она могла бы найти даже с закрытыми глазами, правда, пришлось несколько минут потратить на то, чтобы попасть ключом в замок. Со скрипом, что очень странно, ведь петли всегда были хорошо смазаны, дверь отворилась, и старшая медсестра вошла в свой кабинет. С минуту ничего не было слышно, потом оттуда раздался грохот, который неожиданно оборвался… А потом еще более зловещая ти-ши-на….

Отредактировано Элисон (2010-03-04 00:42:08)

Темнота казалась настолько густой, что ее можно было потрогать, прикоснувшись кончиками пальцев. Уж какая была старшая медсестра храбрая, а сердечко-то все равно предательски подпрыгивало, когда, оставив Кондратия в коридоре одного, она вошла в свой кабинет, чтобы в нижнем ящике шкафа, за стеклянными дверцами которого стояли помутневшие банки с коллекцией уродцев, найти фонари. Дело обстояло далеко не так просто, как могло показаться на первый взгляд. В непроницаемой темноте, не задев хоть что-то, продвигаться было очень сложно. Даже осторожная Элис больно ударилась об угол стола и довольно громко ойкнула, потирая ушибленное место.
  В родном кабинете отчетливо пахло хлоркой, напоминая о маниакальной тяге и приверженности к чистоте, и почему-то духами, хотя девушка пользовалась ими крайне редко, в основном в случаях выписки особо признательных пациентов, за которыми приезжали в большом изобилии многочисленные родственники.  В такой момент особенно хотелось казаться строгой и доброй. Почему именно духи с оттенком ванили делали ее образ старше и значительней, медсестричка и сама не знала, но это не отменяло ее уверенности в сем факте.
Возле заветного шкафа Элис остановилась, нащупав холодные и какие-то неприятно гладкие дверцы из прозрачного стекла. На нем, скорее всего, останутся отпечатки, так что завтра придется снова драить их до блеска мягкой тканью. Обнаружив не менее холодную дужку-колечко ручки, Элисон открыла шкаф и начала поиски фонарей в нижнем его ящике. Очень странно. Среди заботливо сложенных стопочками бумаг и запасных наборов инструментов, шуршащей оберточной бумаги и тому подобных обычных обитателей среднестатистических нижних ящиков шкафов и шкафчиков искомых фонарей не наблюдалось. Для верности Элисон еще раз обшарила пространство. Ничего.
  Где же они? Нужно все вспомнить по порядку. Вчера медсестра собственноручно делала приборку в кабинете и все ненужное… Так. Вот. Скорее всего фонари были перемещены на самый верх довольно ветхих шкафов-стенок, а которых содержалась обширная библиотека по анатомии и способе лечения болезней.
Тогда еще я специально не убрала стремянку, чтобы еще стереть пыль с верхних полок, но привезли тяжелого пациента, и я забыла. Подумала Элисон, уже идя к той самой стенке, на которую и предстояло забраться. Что медсестра и сделала, осторожно ступая на ступеньки стремянки. Лестница шаталась, хотя вес Элисон был довольно мал. Но разве это остановит работника здравоохранения? Конечно нет. Искомое нашлось довольно-таки быстро. Два громоздких фонаря… на керосине. Тяжелые и неудобные, но других не было.
  И только девушка собралась в обратный путь, как стенка заскрипела, вместе со стремянкой и стала так подозрительно крениться. Повалились книги, с грохотом встречаясь с полом. Таким «бабахом» можно перебудить весь лазарет. Но Элис было не до этого. Она с ужасом поняла, что устремляется вслед за ними.
  Мамочка! С замиранием сердца прошептала медсестра, ожидая жесткого падения и боли, но… Ооой. Приземлилась Элисон на что-то теплое и похоже, что живое. Неизвестное нечто или некто спас девушку от возможного перелома, а то и того хуже. Один фонарь в испуге медсестричка выпустила из рук при падении, и теперь он лежал неподалеку, истекая резко пахнущим керосином. Другой же был надежно сохранен в объятиях изумленной спасением Элис.
  Внезапно где-то что-то зажужжало, и вспыхнул свет. Обычный такой. Как раз, накануне покидая кабинет, медсестра и оставила его включенным. Теперь в отчетливости были видны белые стены, письменный стол, кушетка, стеклянный шкаф и стенка с этажеркой, чисто вымытый пол был усыпан книгами, но все равно, даже с привнесением этого беспорядка в кабинете царила стерильная опрятность, свойственная его хозяйке. В коридоре свет же теперь освещал больничное пространство. Безликое, но все с той же маниакальной чистотой. Только дверь кабинета Неумертвия А.М. была покрыта толстым слоем паутины и пыли.