А что в это мгновение затянувшейся обоюдной боли, испытываемой с обеих сторон бытия, можно было противопоставить стремлению вернуться в свою собственную личность? Две силы… две противоположности, волею безумной судьбы обречены на сосуществование, хотя никто не спрашивал их мнения, никто им не интересовался. Когда идет столкновение подобного с подобным, как долго можно ждать взрыва ненастья и страстей? Под сметающей условности и разрывающей иллюзии, созданные зрителями для двух хищников в одной тесно клетке, стонала реальность. Лживая правда, подменяющая хаос и разрушение. 
  Слепые глаза Ремфана, затянутые пеленой бельма, не видели, как разлетаются декорации постылой пьесы, словно пепел, перемешанный с стеклом. Но зрение тут – не единственный способ насладиться моментом. Далеко нет. Шальную голову вскружил поднявшийся вдруг звон, и стоны призраков…., или нет,… стоны живых людей, а еще, что может быть лучше?!, запах крови. Его Рем узнал бы из тысячи других оттенков ароматов.
Пора заканчивать все дерзким хэппи эндом. Однако что-то маньяк увлекся поглощением себя. Короткий нож с готовностью и радостью в сверкании металла вонзился в черную шкуру червя. Плоть, перепачканная гноем, поддалась без возражений. Не в первый раз пришлось маньяку усмирять свой собственный голод таким способом, за сохранение собственной жизни можно было не волноваться. Уродливая голова второго Рема отрастет, пока же, бешено, но слепо, извиваясь, тварь устремилась назад. И желтая кровь, замирая в воздухе на несколько секунд, падала тяжелыми каплями на все, что так теперь отчаянно дрожало. Вопли, крики… Музыка для иссушенного болью и настойчивыми требованиями бесплотных духов, давящих на подсознание, убийцы.
Ферменты, содержащиеся в слюне червя, вбирающегося сейчас с пола остекленевшими глазами на отрезанной голове, разъели кожу и часть мяса на груди Ремфана, теперь в дыре, сочившейся кровью, можно было разглядеть, что никакого сердца, к которому он любил взывать, на самом деле у вермиса не было, впрочем, как и большинства органов. Но сей досадный факт не помешал ему, как дикому зверь, втягивая носом вдруг ставший таким притягательным, воздух, оскалиться в безумной улыбке, почти что вновь, напоминая самого себя.
- Андраш, похоже, что мы не одни на этой сцене. Похоже, что… Голос потонул в новом стоне, который зазвучал откуда-то слева. Нет, на такое счастье вермис даже не рассчитывал.
Азарт желания охоты затмил даже ту боль, что разгоралась с каждым движением. Какая жалость, но это не более, чем мимолетная досада. Что там мертвый маг? Соблазниться ли он на месть, которую, как известно, лучше подавать холодной? Хотелось спросить об этом друга, но инстинкты брали свое.
Вновь и все сильнее с каждым разом в открытую плоть недавних наблюдателей, решивших развлечься созерцанием смертельной битвы, вонзался нож. Мертв или жив? Наполовину. Теперь это далеко не важно, не ощутимо. Слепой пес, лишенный разума от бешенства, разложившего сознание. Наугад он пробовал… терзал… и поедал все еще трепещущих палачей, который и сами стали жертвой… в своей тюрьме.
Хотели развлечений? Попробуйте сказать, что нет. Ложь здесь неуместна. А люди, жестокость их немногим отличалась от изощренных мыслей лича и маньяка, пытались бежать, хватались окровавленными руками за гладкие стены, соскальзывали вниз. Кто-то молил о помощи, но Рем не различал слов в какофонии из хруста битого стекла и судорожных всхлипов, обрывающихся так внезапно под беспощадной сталью убийцы. Наитие, внутреннее чувство, как никогда обострившееся, помогало творить своими руками эпилог. На этот раз все закончится, как в доброй сказке…
Рассвет непрошенными лучами рассеял мглу, врываясь в адскую пьесу, истекающую кровью. Свет все ж таки возжелал свое. Гротескны позы, обезображены лица с застывшим выражением страха и ужаса. Вечное веселье. На мертвой серой коже Рема солнечная желтизна, возвращала ему былой облик…и возвращал разум.
И пелена, сотканная из праха, опаленного огнем, исчезла. И перед глазами убийцы, вновь голубыми, предстали во всем великолепии останки декораций. Тела бездвижны… Или еще нет? Внутренняя тяжесть, вернувшаяся в утробу Рема, красноречиво доказывала возможность искупления грехом. От одной мысли этой стало тошно.  Зато был повод возрадоваться, хотя маньяк и признавал в заклятом друге достойного противника, оружие которого он так и не смог удержать в руках.
- Мой друг, спасибо тебе! Наша встреча была для меня приятным сюрпризом. Рем, гадая, видит его Андраш или нет, все-таки улыбнулся, растягивая рот от уха до уха, как было всегда.  Отбросив рукой в чужой еще теплой крови с лица непослушные пепельные волосы, маньяк нагнулся, забирая себе трофей. Голова одного из созерцателей прекрасного, как нельзя лучше, могла украсить дивный сад, что выращивал Рефман в своих теплицах. Конечно, не достает совершенства линий, но в данном случае, хорошо, что хоть что-то осталось. Естественно, маньяку принадлежала лишь часть побед.
- Буду искренне рад встретить тебя снова. Кажется, говорилось, что Рем никогда не лгал. И это тоже было правдой. Но в следующий раз могло уже не быть ни мертвой принцессы, ни прекрасного принца, ни зрителей, так любезно поучаствовавших в окончании представления. Могло быть иначе. И кто знает, как развернулись бы события.
Подхватив за спутанный волосы свой трофей, Рем пошел к свету. Исчез в нем, растворившись в будничных заботах. Еще какое-то время слышался веселый мотив, насвистываемый сквозь прорезанные щеки…